Об авторе: Алексей Георгиевич Арбатов - депутат Государственной Думы, заместитель председателя комитета Госдумы по обороне.

РОССИЙСКО-американский саммит в Любляне не продвинул стороны в решении серьезных вопросов отношений двух держав, и прежде всего проблемы противоракетной обороны. Были в очередной раз "озвучены" позиции, оставляющие весьма мало места для компромисса, и образованы две рабочие группы для изучения ракетных угроз и методов борьбы с ними.

Американский официальный взгляд состоит в том, что с окончанием холодной войны Россия и США перестали быть врагами, война между ними стала невероятной и отношения взаимного ядерного сдерживания - основанные на обоюдной способности уничтожить друг друга ядерными ударами - потеряли цель и смысл. Соответственно Договор по ПРО 1972г., закреплявший такую взаимную сдерживающую способность через жесткие ограничения на системы обороны от стратегических баллистических ракет, утратил свое стабилизирующее значение. Одновременно, как утверждается, Договор стал помехой созданию ПРО для защиты от "стран-изгоев" (пороговых стран), которым распространение ракетных технологий и оружия массового уничтожения дает или даст в будущем возможность беспрепятственно наносить удары по великим державам и шантажировать их такой угрозой.

Исходя из этой логики, Вашингтон предлагает сдать Договор по ПРО в утиль и приступить к созданию стратегических систем ПРО. А заодно и отказаться от формальных договоров по сокращению и ограничению наступательных стратегических вооружений (СНВ), перейти к односторонним добровольным сокращениям и мерам доверия в этой сфере (мол, раз сдерживание упраздняется - зачем взаимообусловленные лимиты на СНВ?).

Российская официальная линия, не оспаривая, что две державы более не враги и не нуждаются во взаимном сдерживании, упирает на тот тезис, что Договор по ПРО остается краеугольным камнем стратегической стабильности и всей системы ограничения и сокращения ядерных вооружений (прежде всего СНВ-1, СНВ-2 и рамочного соглашения СНВ-3).

Вероятность ракетных угроз со стороны пороговых государств не отрицается, но предлагается сначала их совместно изучить и для их парирования создать общую нестратегическую ПРО (ПРО театра военных действий) РФ-НАТО для Европы, а также более эффективно проводить политику нераспространения ядерного и ракетного оружия.

На том президенты в Любляне и разошлись, составив друг о друге самое приятное впечатление.

Взаимное сдерживание

Представляется, что обе позиции недостаточно реалистичны и непоследовательны. Руководствуясь разными политическими мотивами, стороны ходят вокруг да около реальных проблем, но никак не могут взяться прямо за их решение. И пока будет так - на практические результаты в этой сфере надеяться не приходится, стороны будут говорить "мимо друг друга", пусть и в дружелюбной манере.

Сначала о подходе США. Холодной войны действительно больше нет, хотя ее рецидивы не исключены (вспомним хотя бы взрыв враждебности между Россией и США в ходе авианалетов НАТО на Югославию в 1999 г.). Что касается сдерживания, то на поверку эта концепция не так уж плоха. Она прежде всего означает, что ядерное оружие не расценивается как более мощное и эффективное средство ведения войны, позволяющее вернее достичь победы в вооруженном конфликте. (Именно такие взгляды господствовали в доктрине США до конца 50-х и в доктрине СССР до конца 60-х годов.) Напротив, огромная разрушительная мощь этого оружия рассматривается как фактор, делающий войну взаимно неприемлемой. Главное предназначение ядерного оружия - не допустить его применения другой стороной благодаря собственной способности причинить возможному агрессору неприемлемый ущерб.

Наличие столь разрушительного оружия в руках другого государства само по себе является самой большой угрозой собственной национальной безопасности. Единственной непреходящей гарантией безопасности является собственный потенциал ядерного сдерживания - даже если на данное время державы не считают друг друга врагами. Тем более что политические взаимоотношения могут перемениться весьма быстро, а стратегический баланс сдерживания для своего существенного изменения требует длительного времени, измеряемого десятилетиями, из-за огромной сложности, стоимости и физических габаритов ракетно-ядерных вооружений и их инфраструктуры.

В этом смысле рискнем сформулировать правило, что ядерные державы обречены на взаимное сдерживание в качестве сути своих стратегических взаимоотношений. Сдерживание может выйти на передний план в условиях кризиса или отступить за кулисы текущей политики в обстановке улучшения отношений, но оно остается объективной реальностью и незримо присутствует всегда. Это как сила тяготения, которая не ощущается в обыденной жизни, но сразу даст о себе знать, если вздумается шагнуть в окно с десятого этажа. Взаимное сдерживание - это наилучший вариант стратегических отношений (особенно если оно регламентировано системой договоров), взамен которого ничего более привлекательного так и не было придумано, несмотря на море риторики, объятия и тосты на саммитах 90-х годов.

Каждое правило подтверждается исключениями. В частности, между ядерными державами может не быть отношений взаимного сдерживания, если они являются военно-политическими союзниками (как США, Великобритания и Франция). Если они вне досягаемости своих ядерных носителей (как Великобритания и Китай). Или если их ядерные средства явно направлены против другого противника (Франция и Израиль или Пакистан и КНР). Или если у одной из них есть подавляющее ядерное превосходство и потенциал разоружающего удара против другой (США и СССР до конца 50-х годов или США и Китай до последнего времени). Наконец, ядерное сдерживание в его традиционной модели может быть упразднено при создании эффективных систем противоракетной обороны и защиты от других видов ядерных носителей одной или обеими сторонами.

Под завесой риторики

Нынешнее стратегическое взаимодействие России и США не удовлетворяет ни одному из этих исключений и потому остается системой взаимного ядерного сдерживания. У каждой из сторон остается порядка пяти-шести тысяч ядерных боеголовок на стратегических ядерных силах (СЯС). Раз есть оружие - имеются и оперативные планы его применения, а также перечни целей ядерных ударов. В преобладающей мере эти вооружения направлены друг на друга, ибо во всем остальном мире просто нет такого количества целей для применения имеющихся ядерных средств. Понижение степени боевой готовности и ненацеливание СЯС не меняет сути отношений, а лишь вводит небольшую задержку по времени перед запуском ракет и бомбардировщиков. И так будет в ближайшие 10-15 лет, даже если обе державы сократят свои СЯС до полутора-двух тысяч ядерных боеголовок. Если, конечно, не материализуются те или иные из названных выше исключений из ракетно-ядерного правила.

Понятно, что ответственные политики считают сейчас дурным тоном говорить об этом публично. Неприглядная сторона жизни оставлена в ведении военных и технических специалистов. Но громогласно отрицать данную реальность - все равно что уподобляться ребенку, который закрывает глаза и думает, что его никому не видно.

В этом плане американские заявления по поводу сдерживания - не более чем политическая риторика, предназначенная для оправдания в глазах широкой общественности намерения отказаться от Договора 1972 г. и создать противоракетную оборону своей территории. Позицию США можно было бы хоть в какой-то мере воспринимать всерьез, если бы они одновременно предложили России договориться о глубоком сокращении наступательных ядерных вооружений: скажем, ниже тысячи боеголовок. Тогда можно было бы предположить, что наибольшая часть этих средств не будет направлена друг против друга, а отношения сдерживания уйдут в прошлое при создании систем ПРО обеими сторонами порознь или совместными усилиями. Однако США не соглашаются на договор о глубоком сокращении СЯС, а их туманные заявления относительно возможности совместной с другими государствами антиракетной системы мало кто воспринимает всерьез даже среди их союзников по НАТО, не говоря уже о России.

В этих условиях американские предложения отказаться от договорно-правового режима сокращения и ограничения оборонительных и наступательных стратегических вооружений не выдерживают никакой критики. Пусть две державы более не считают друг друга врагами и всерьез не готовятся к войне, но между ними сохраняются отношения латентного взаимного сдерживания, поскольку они еще далеко не союзники. Подобное промежуточное состояние предполагает как раз более радикальные соглашения по разоружению и мерам доверия, из которых со временем может вырасти нечто большее, чем партнерство в регламентации стратегической стабильности. И наоборот, преждевременный отказ от договоров способен породить растущую неопределенность, взаимную подозрительность и вернуть державы в состояние противоборства и враждебности.

Представляется, что реально за завесой риторики позиция США определяется другими соображениями. Помимо инерции предвыборных обязательств и традиционной приверженности республиканцев идее противоракетной обороны (вспомним программу ПРО "Сейфгард" Ричарда Никсона и СОИ Рональда Рейгана), ключевую роль в подходе Вашингтона к данному вопросу играет новое положение США в мире после окончания холодной войны. В их приоритетах безопасности действительно все большее место занимают вопросы распространения ракетно-ядерного оружия и роста военно-политической мощи Китая. Что касается России, то в своей реальной стратегической политике Вашингтон по-прежнему опирается на концепцию сдерживания, но все меньше заботится об ограничении наступательных стратегических вооружений.

Что беспокоит Вашингтон

В самом деле, зачем Вашингтону беспокоиться по поводу СНВ-1, СНВ-2 и СНВ-3, если Россия, как можно судить по открытой информации, в любом случае решила в одностороннем порядке сократить свои СЯС до уровня 1500 или менее боеголовок и к тому же перестроить их под слабое подобие американской триады, то есть добровольно и безвозмездно выполнить то, чего США тридцать лет пытались добиться в ходе упорных переговоров? Что касается Договора по ПРО, то и тут США утрачивают осязаемые стимулы к сдержанности - ведь в случае их выхода из Договора Россия вряд ли сможет предпринять что-либо очень неудобное для американской безопасности.

Наземные МБР, особенно мобильные, имеют наибольшую живучесть перед стартом и возможность быстрого наращивания как по числу ракет, так и по боеголовкам (за счет развертывания разделяющихся головных частей - РГЧ) с целью повышения потенциала преодоления ПРО и выравнивания баланса по наступательным силам. Если этот компонент будет свернут, как планируется сейчас, то возможность оснащения шахтных МБР многозарядными головными частями не будет слишком беспокоить США. Ведь они способны без напряжения поддерживать свои СЯС на таком уровне, чтобы сохранять значительное количественное превосходство над РФ, не говоря уже о способности поразить все ее шахтные МБР, аэродромы и базы подводных лодок небольшой частью своих ракет "Пискипер" и "Трайдент-2". Пенять на это американцам сколь наивно, столь и бесплодно. Ракетно-ядерный курс определяется расчетами и планами прагматиков-стратегов, а не возвышенными декларациями политиков, и Россия, наверное, вела бы себя примерно так же, если бы стороны поменялись местами.

Таким образом, главный стратегический сдерживающий фактор от выхода из Договора и развития системы ПРО, который действовал в 70-80-е годы, утрачивает свое значение. Остаются моменты общеполитического порядка: беспокойство американских союзников, нежелание подталкивать Россию к более близким отношениям с Китаем, персональные перемены в сенате США. На урегулирование этих вопросов и направлена сейчас деятельность Вашингтона, включая встречу в Любляне, и по прошлому опыту во всяком случае проблемы с союзниками и сенатом администрация в конце концов сможет уладить.

Пороговые страны и Китай

По поводу ракетной угрозы пороговых стран Вашингтон явно недоговаривает нечто существенное. Не в том дело, что он боится неспровоцированного и самоубийственного нападения с их стороны (для которого можно использовать "бомбу в чемодане" и другие неракетные средства доставки). Дело в том, что США и далее намерены использовать силу в кризисах, подобных войне в Персидском заливе 1991 г., а наличие у их противников ракетного оружия сдерживало бы американские силовые акции. Упреждающий удар по ракетным комплексам "стран-изгоев" может уничтожить не все цели, и тут ПРО защитила бы США от ограниченного удара возмездия.

Еще больше недосказанности имеет место в отношении Китая. Прогнозируя рост напряженности и соперничества с азиатским гигантом в ближайшие десятилетия, США стремятся отдалить то время, когда Пекин обретет полновесный потенциал сдерживания против Вашингтона. Соединенные Штаты хотели бы поддерживать способность разоружающего удара по ракетным силам КНР в сочетании с противоракетной обороной для отражения его ослабленного ответного залпа. Тут действует та же неумолимая стратегическая логика, которая работала в отношении СССР в 60-е годы, когда США продвигали программы ПРО "Найк-Икс" и "Сентинел" (кстати, последнюю уже тогда частично против Китая). Для определения технических возможностей обороны Пентагон хочет вести испытания по широкому диапазону систем и элементов ПРО, чему мешают ограничения Договора 1972 г.

Будет ли новая американская ПРО предназначаться против России, зависит прежде всего от технических успехов США на поприще создания ПРО и курса РФ на одностороннее свертывание своих СЯС. Динамика взаимного сдерживания в одних случаях способствует ограничениям наступательных и оборонительных стратегических вооружений, а в других - работает против них. Только радикальное изменение российско-американских отношений в духе вышеназванных исключений из правила ядерного сдерживания может упразднить эту динамику.

Линия Москвы

Теперь о линии Москвы по данному вопросу. Прежде всего принятая программа одностороннего сокращения и реструктуризации российских СЯС с большим опережением даже по отношению к лимитам рамочного соглашения СНВ-3 резко ослабила опору политической позиции РФ как по СНВ-2 и СНВ-3, так и по Договору 1972 г. В столь серьезных и сложных вопросах, как военно-стратегический баланс, нельзя рассчитывать на благотворительность другой стороны и тщетно уповать только на силу логики переговорной позиции. Тут нужны более веские аргументы. Правда, и с московской логикой не все обстоит так уж благополучно.

Договор по ПРО действительно явился краеугольным камнем режима и процесса регламентации наступательных стратегических вооружений в 70-90-е годы. Но Договор родился не из теории стратегической стабильности, которую Москва поначалу начисто отвергала (что проявилось на встрече Алексея Косыгина и Линдона Джонсона в Глассборо в 1967 г.). Договор 1972 г. воплотил в себе прагматический компромисс, по которому СССР ограничил наращивание своих баллистических ракет, а США остановили программу ПРО "Сейфгард". При этом условия Договора были приурочены к тем системам, которые уже развертывали в то время обе стороны: СССР вокруг Москвы, а США около базы МБР в Северной Дакоте. Отсюда и первоначальное разрешение каждой державе иметь по два района развертывания ПРО (согласно поправке 1974 г. - по одному). По статье XIV Договор допускает внесение поправок, а по статье XV возможен выход из Договора с уведомлением за полгода, если он окажется несовместим с высшими национальными интересами одной из сторон.

Иными словами, формула стабильности не исключает наличия некоторой оборонительной составляющей. В прошедшие тридцать лет и в ближайшее десятилетие только одна держава в мире имела и будет иметь развернутую в боевом составе стратегическую систему ПРО - СССР и его правопреемница Россия. С точки зрения стабильности сдерживания важно не число разрешенных районов развертывания ПРО или количество ракет-перехватчиков, а общая способность ПРО отразить большую или меньшую часть средств ответного удара другой стороны. Здесь в балансе РФ-США имеется огромный перевес наступления над обороной. При определенных условиях его вполне возможно сохранить и на будущее, создав в то же время потенциал защиты от ракетной угрозы третьих держав.

Распространение ракетно-ядерного оружия вполне может расцениваться как резон для модификации Договора. Но его полная отмена, особенно в одностороннем порядке, очевидно, стала бы дестабилизирующим моментом, пока между Россией и США сохраняются отношения взаимного ядерного сдерживания. Дипломатично обходя молчанием вопрос о ядерном сдерживании, Москва ослабляет свои аргументы в пользу сохранения Договора 1972 г. Тем более необоснован категорический отказ от внесения поправок в Договор.

С этим не стыкуется предложение Москвы о создании совместной нестратегической ПРО. Ведь оно означает признание недостаточной эффективности режима нераспространения и согласие с необходимостью систем прямой защиты от ракет пороговых стран - пусть не стратегических, а средней и малой дальности. К тому же технические параметры ПРО театра, согласованные США и РФ в 1997 г., недостаточны для отражения потенциальной угрозы Европе ракет, скажем, Ирана и Пакистана. (Их дальность должна быть больше рубежа в 3500 км, о котором говорится в этом соглашении, что послужило одним из поводов отказа от его ратификации сенатом США.) Российский довод, что пока у пороговых стран нет межконтинентальных ракет, тоже не очень убедителен: на создание ПРО уйдут многие годы, и ждать, когда такие ракеты появятся, - значило бы намного опоздать с принятием оборонительных контрмер.

Наконец, идея прикрыть системой ПРО только европейский континент совсем уж уязвима. Ведь российская территория расположена и в Азии, как и американские союзники - Япония и Южная Корея. Оставить их без защиты неприемлемо ни с политической, ни со стратегической точек зрения. Очевидно, что Москва здесь руководствуется соображениями своих отношений с КНР и КНДР, но ее позиция по ПРО от этого не становится более убедительной. Не случайно поэтому, что предложения России по европейской ПРО расценивают как попытку вбить клин в отношения США и их европейских союзников, а не как последовательный курс на противодействие ракетной угрозе пороговых стран.

Как распутать клубок?

Как распутывать этот клубок, не просто малосовместимых, но и внутренне противоречивых позиций России и США? Давать советы американцам в нынешней ситуации - дело неблагодарное, а вот российский курс, безусловно, нуждается в коррективах, и притом весьма серьезных.

В первую очередь нужно пересмотреть принятые недавно решения по развитию СЯС, весьма уязвимые со стратегической точки зрения. В программе СЯС следовало бы сосредоточить силы на том, в чем СССР и Россия традиционно были и остаются впереди всех и что более всего отвечает специфике военно-технического развития, геостратегического положения и экономических возможностей страны. Речь идет о ракетных силах наземного базирования. Расширение производства ракет "Тополь-М" дало бы через 10-15 лет группировку в составе 300-400 МБР шахтного и мобильного базирования, способную нести при оснащении системами РГЧ 1000-2000 боеголовок. Для них легче всего и дешевле обеспечить надежную наземно-космическую систему управления и предупреждения. Морскую и авиационную составляющие СЯС следует экономно поддерживать, по возможности продлевая срок службы существующих систем.

Особо подчеркнем, что речь не идет о наращивании российского ядерного потенциала или о запугивании США. Стратегические силы РФ в любом случае будут сокращаться в обозримый период, но их оптимальная структура обеспечит военную стабильность при любых условиях развития отношений с США вокруг договоров по ПРО и СНВ. Как побочный, но немаловажный эффект такого курса - стратегическая заинтересованность Вашингтона в решении этих вопросов на взаимной основе скорее всего ощутимо возрастет. Возможно, тогда не придется резко ускорять развертывание системы "Тополь-М" и оснащать их большим числом РГЧ.

Далее, вряд ли удастся убедить США, что ракетная угроза со стороны пороговых стран не материализуется через 10-15 лет (это реальный срок создания стратегической ПРО). Важно, чтобы ради подготовки к этой гипотетической угрозе и во имя весьма туманных перспектив разработки эффективной системы ПРО не был развален режим ограничения и сокращения стратегических вооружений со всеми вытекающими политическими последствиями.

И здесь в принципе возможен разумный компромисс. Если Вашингтон пойдет на новый договор по СНВ, устраивающий Москву, можно принять ряд поправок к Договору по ПРО, позволяющих проводить более разнообразные испытания антиракетных систем и компонентов. Вопрос об их развертывании может быть темой отдельных будущих переговоров в зависимости от оценки угроз и развития технологии.

Категорическое российское "нет" как позиция для торга хорошо лишь до поры до времени, но в какой-то момент может спровоцировать сторонников ПРО в США пойти на слом всего Договора, выкрутив руки союзникам и преодолев хрупкое равновесие в сенате. Отринуть разумный компромисс было бы США гораздо труднее, тем более при сохранении "люблянского" духа партнерства с Россией и в свете отношения американских союзников и фактора возможного дальнейшего сближения Москвы и Пекина.

Безопасность России

Вообще говоря, России самой следует отдать гораздо больший приоритет угрозе распространения ракетно-ядерного оружия, ведь большинство пороговых стран расположены близко от российской территории и со многими из них отношения Москвы могут обостриться в обозримом будущем. Лимиты ПРО театра, согласованные в 1997 г., не обеспечивают возможность отражения ракет некоторых стран, например Пакистана. Поэтому необходима корректировка российской концепции национальной безопасности и значительная активизация усилий РФ как по ужесточению режима нераспространения, так и по развитию нестратегической противоракетной обороны и для Европы, и для Азии.

Реальная программа сотрудничества США и их союзников с Россией в такой программе должна быть еще одним условием модификации Договора по ПРО. Причем ПРО театра необязательно должна быть альтернативой стратегической противоракетной системе. Она может быть первой фазой внедрения эшелонированных антиракетных систем и опытным полигоном взаимодействия держав на этом поприще.

Военно-техническое сотрудничество России с Ираном и некоторыми другими странами не должно быть помехой в обеспечении высших и долговременных интересов ее безопасности, особенно учитывая весьма прагматичную и вполне обоюдную заинтересованность сторон в таком сотрудничестве. Индия, судя по всему, не станет возражать против ПРО, ее ракетно-ядерный потенциал не будет направлен ни на Россию, ни на США и их союзников в Европе и на Дальнем Востоке.

Что касается Китая - несомненно, что Россия очень заинтересована в развитии с ним взаимовыгодного экономического, политического и военно-технического сотрудничества. Развитие отношений с Китаем, помимо всего прочего, это важный козырь Москвы в отношениях с США, но на первом месте, безусловно, должны всегда стоять собственные национальные интересы России, в том числе и в стратегических делах. У Москвы нет обязательств по защите китайского потенциала ядерного сдерживания. Да и сам Китай не считает РФ военно-политическим союзником и четко проводит во всем свои собственные интересы (так, недавно он не поддержал резолюцию ООН с осуждением "Талибана"). Нелишне напомнить, что китайское ядерное сдерживание (ракеты средней дальности) в прошедшие тридцать лет было всецело направлено на север и в обозримый период такая направленность во многом сохранится, а московский комплекс ПРО был традиционно ориентирован прежде всего на этот ракетоопасный азимут.

Конечно, модификация Договора 1972 г. и развертывание американской ПРО территории может подтолкнуть Китай к более масштабному наращиванию своих стратегических сил, что негативно отразится на безопасности России и может вызвать цепную реакцию гонки ядерных вооружений Индия-Пакистан-Иран и так далее. Но ясно также, что полный демонтаж договорно-правовой системы сделает процессы ракетно-ядерной гонки еще более интенсивными и подорвет сотрудничество России и США в сфере нераспространения. К тому же Пекин хранит многозначительное молчание по поводу своей возможной реакции на выход США из Договора 1972 г. и проявляет больше озабоченности в связи с вероятностью американской ПРО театра для защиты Тайваня. Это не позволяет исключать возможность договоренности США и КНР по модели 1972 г., которая оставит Россию с ее твердой позицией в гордом одиночестве.

* * *

Разумный компромисс Москвы и Вашингтона по наступательным и оборонительным стратегическим вооружениям, а также по ПРО театра недопустимо противопоставлять развитию взаимодействия РФ и Китая в других сферах. Более того, удержание противоракетных программ США в договорно-правовом регламенте, дальнейшее согласованное и проверяемое сокращение их наступательных ядерных сил объективно гораздо больше соответствует долговременным стратегическим интересам Пекина, нежели полный развал этого режима. Ведь в более отдаленном будущем сам Китай, возможно, пожелает присоединиться к ограничению стратегических вооружений, чтобы оказывать на него прямое влияние сообразно своей растущей военной и политической роли в мире.