Оригинал статьи см. на странице http://www.mn.ru/2000/39/52.html

Вот уже два года как российская экономика, пережив финансовый кризис августа 1998 г., находится в фазе подъема. В третий раз за последние десять лет в экономике появились положительные предпосылки. Можно ли от временного конъюнктурного "восстановительного" оживления перейти к долгосрочному самоподдерживающемуся экономическому росту? Обычно говорят о налоговой и таможенной системе, земельной реформе, финансовой стабилизации, бездефицитном бюджете и т.п. Все это важно, но оставляет в стороне ключевую проблему, с которой сталкивается любой человек, ведущий бизнес в нашей стране, - проблему власти. Главную проблему, без удовлетворительного решения которой все остальные усилия по большому счету пойдут насмарку.

Любое, даже самое идеальное законодательство не будет определять настроения делового сообщества, если законы в стране не исполняются или исполняются избирательно. Более того, даже если допустить, что власть в стране всерьез намерена жить "по закону", никто не застрахован от того, что эти законы будут произвольно меняться самой властью без учета мнения и интересов тех, кого эти законы серьезно затрагивают.

Почему капитал бежит на Запад, где законы в экономической сфере в целом строже и "неудобней" российских, а правительства меняются подчас не реже, чем у нас? Прежде всего потому, что есть уверенность: там любое правительство, власть в целом не могут не уважать коллективное мнение тех, в чьих руках находится собственность и в связи с этим ответственность за поддержание жизнеспособности и благосостояния общества. При любых изменениях в законах и правилах они не выйдут за рамки некоего взаимопонимания между официальными властными структурами и классом легитимных собственников, позволяющего последним планировать свои действия на длительную перспективу.

Наиболее активная часть населения уже привыкла, что мы живем не в правовой, а в "договорной" экономике

У нас ситуация иная, и откровенное признание этого факта должно быть исходным пунктом экономической стратегии любого российского правительства - правого, центристского, левого. Новый класс собственников (те, кто сегодня реально распоряжается основными экономическими ресурсами, и в первую очередь производственными активами) откровенно не верит официальной власти и считает ее способной на любые, даже самые безрассудные шаги. Администрация, в свою очередь, не верит (и во многом не без основания) в социальную ответственность бизнеса и неявно исходит из посыла: при отсутствии "всевидящего ока" государства предприниматели будут вести себя как мародеры на оккупированной территории.

Глубокое взаимное недоверие власти и бизнеса не может не влиять и на взаимоотношения между экономическими субъектами вообще: банки не верят клиентам, клиенты - банкам, предприятия - своим кредиторам и партнерам, а население вообще никому не верит и считает, что если сегодня его кто-то не обманул, то это только потому, что обманул вчера или собирается крупно обмануть завтра. Никого не удивляет и даже не возмущает, что законы в нашей стране исполняются лишь в той степени, в которой они выгодны тем, для кого закон не помеха (или, в крайнем случае, постольку, поскольку они никому не мешают). Наиболее активная часть населения уже привыкла, что мы живем не в правовой, а в "договорной" экономике, где действовать надо сообразно не формальным законам или подзаконным актам, а договоренности с теми, кто может на эти действия серьезно влиять - в негативном или позитивном плане. Причем сказанное относится не только к тем, кто рассчитывает побольше заработать и поскорее "свалить из этой страны", но и к тем, кто видит себя ответственным, законопослушным и патриотически настроенным гражданином своей страны. Как это ни парадоксально, разговоры о грядущей "диктатуре закона" вызывают обеспокоенность именно этих, социально ответственных и склонных к законопослушности, экономически наиболее активных граждан.

И нет сегодня ничего хуже для экономики, чем попытаться вломиться в эти устанавливающиеся отношения предсказуемости с дубиной "диктатуры закона

Проблема в том, что экономическое законодательство "новой России" таково, что любая попытка добиться его точного соблюдения неминуемо приведет к параличу большей части экономической деятельности, осуществляемой сегодня на ее территории.

Эти законы, может быть, и соответствуют неким "западным стандартам", но Россия по этим стандартам никогда не жила и в обозримом будущем жить не будет. Да и писались новые законы в начале 90-х годов вовсе не для того, чтобы страна по ним жила а для того, чтобы получить под них западные деньги - что называется, "нам бы день простоять да ночь продержаться" во власти, а там, дескать, разберемся. (Кстати, хотя в определенных кругах и принято говорить об этом периоде как об эпохе "демократического романтизма", крушение иллюзий у большинства "романтиков во власти" по странной закономерности почти всегда сопровождалось приобретением ими вполне реальных состояний.) Страна же в это время, руководствуясь главным образом инстинктом выживания, вырабатывала для себя определенные правила: как надо жить, кому и сколько платить, кого и насколько бояться. В результате к концу ельцинского периода начало складываться пока еще зыбкое, но все более определенное взаимопонимание, позволявшее видеть и планировать экономическую деятельность если не на десять лет, то хотя бы на год вперед. И нет сегодня ничего хуже для экономики, чем попытаться вломиться в эти устанавливающиеся отношения предсказуемости с дубиной "диктатуры закона", уничтожая тем самым ростки (или остатки - как посмотреть) взаимного доверия между субъектами экономики.

Российских компаний, акции которых активно торгуются на биржах, не наберется и двух десятков, да и те имеют более чем скромную капитализацию

При всей неэффективности и "неправильности" российской экономической системы с точки зрения классических представлений о "цивилизованной" экономике именно она сегодня поддерживает жизнь огромной массы предприятий и зависящих от них людей, и неуклюжая попытка "выправить" логику их хозяйственного поведения может, наоборот, парализовать последнюю или по крайней мере сократить ее масштабы. Строго говоря, именно понимание такой опасности на индивидуальном уровне всеми хозяйственными и политическими лидерами ведет к тому, что никем, собственно, не оспариваемый тезис о необходимости "обеспечить силами государства строгое и неукоснительное соблюдение закона" никто не собирается сегодня воплощать на практике. Более того, если, например, восемь лет назад еще был возможен некий переворот (грубо говоря, государство могло отнять ресурсы и предприятия у одних управляющих, некомпетентных и жуликоватых, и отдать в руки других, предположительно умных и честных), то сегодня это физически и технологически невозможно.

Большинство предприятий, которые теперь, спустя девять лет после начала кризисной ломки, продолжают работать и приносить доход тем, кто на них занят и ими управляет, действительно приспособились к новым условиям. В том числе и к риску насильственных действий со стороны. Случайно ли, что крупнейшие предприятия, составляющие сегодня хребет российской экономики (при всей скромности самооценки, не самой маленькой в Европе), по всем формальным показателям с учетом международной методологии оценки характеризуются незавидным финансовым положением? Крупные предприятия, приносящие сколько-нибудь существенную прибыль, при условии определения последней по западным принципам финансового учета, можно буквально пересчитать на пальцах. Дивиденды в акционерных обществах, если они вообще выплачиваются, имеют символические размеры. Российских компаний, акции которых активно торгуются на биржах, не наберется и двух десятков, да и те имеют более чем скромную капитализацию. В то же время эти неэффективные и малопривлекательные с точки зрения формальных финансовых показателей предприятия сплошь и рядом становятся объектом серьезной борьбы за контроль над ними, причем борьбы столь острой и ожесточенной, что многие не самые бедные в стране люди соглашаются подвергать в ней опасности собственную жизнь.

Предприятия, которые по всем формальным критериям уже давно должны были обанкротиться и закрыться, не только продолжают работать, но и загадочным образом ухитряются привлекать средства для весьма значительных инвестиций и расплачиваться по своим внешним обязательствам. Официально все всем должны, субъекты в массовом порядке не выполняют своих обязательств друг перед другом - и вместе с тем годами продолжают работать и поддерживать связи. Только наивные люди могут объяснять все это некоей российской "особостью" или, того хуже, "тяжким наследием советского прошлого". На самом деле видимое несоответствие между формальным неблагополучием многих предприятий и острой заинтересованностью в них объясняется исключительно тем, что эти предприятия являются, подобно заводскому цеху, составной частью более крупных и сложных схем и структур, в целом работающих очень эффективно и прибыльно, с точки зрения их владельцев и управляющих. Бухгалтерская убыточность отдельных предприятий не исключает высокой эффективности системы, частью которой они являются. А с учетом того, что отношения собственности внутри каждой системы непрозрачны, а сами они по большей части глубоко интернационализированы, подобные схемы, помимо прочего, минимизируют риски, связанные с возможной национализацией или "переприватизацией".

Создавать же все это заново нынешнему государству, естественно, не под силу

Управление предприятиями с помощью своего рода "удаленных" схем, когда собственно управление, а также финансы и технологии предпринимательских групп вынесены за пределы российской юрисдикции, лишает национализацию экономического смысла. Грубо говоря, власть может отнять у нынешнего владельца прокатный стан или, допустим, линию по производству химической продукции, но прибыльное их использование будет проблематичным, поскольку российское предприятие, на балансе которого это оборудование находится, уже не имеет ни собственных финансовых ресурсов, ни снабженческо-сбытовой сети, ни полного комплекта необходимых для работы с данной продукцией технологических служб. Создавать же все это заново нынешнему государству, естественно, не под силу.

Подобное положение уменьшает возможности власти оказывать влияние на поведение экономических субъектов и с помощью классических рыночных инструментов (варьирование степенью жесткости бюджета, контроль за денежной массой, регулирование кредитной экспансии, операции денежных властей на валютных рынках и т.д.), поскольку при принятии стратегических решений в рамках крупных интернационализированных структур названные факторы имеют второстепенное значение. Состояние российских финансовых рынков, которые, собственно, и являются главным непосредственным объектом регулирования при помощи этих рычагов, оказывает на деятельность ключевых российских предприятий лишь опосредованное и незначительное влияние.

Никто, кроме государства, а точнее - кроме федеральной власти, взять на себя эту роль в России сегодня не в состоянии

Таким образом, возможности государства в плане воздействия на активность реального сектора в сегодняшней России крайне ограниченны. Но значит ли это, что государство должно превратиться в статиста, отводя себе роль зрителя или в лучшем случае благожелательного арбитра при решении мелких споров между экономическими субъектами? В нашей ситуации - нет.

Формирующееся взаимопонимание, о котором шла речь выше, чрезвычайно зыбко и непрочно. Оно, безусловно, нуждается в том, чтобы в обществе существовала мощная сила, способствующая его становлению и решительно пресекающая тех, кто его отвергает, намереваясь играть по своим собственным правилам. Никто, кроме государства, а точнее - кроме федеральной власти, взять на себя эту роль в России сегодня не в состоянии.

К тому же формальное право, экономическое законодательство должно быть приведено в соответствие с реально складывающимся взаимопониманием относительно правил экономического взаимодействия. Невозможно обеспечить выполнение законов, если они не исполняются 95 процентами экономических субъектов. Напротив, если законы будут таковы, что подавляющее большинство предприятий и граждан реально, как принято говорить "по жизни", вынуждены их придерживаться, то для того, чтобы пресечь беззаконие со стороны незначительного их меньшинства, у государства найдутся и средства, и возможности.

Не будет преувеличением сказать, что фактически речь идет о том, чтобы начать экономические реформы заново, пусть и из другого исходного состояния

Механизм поиска подобных взаимоприемлемых для бизнеса и общества решений очевиден: диалог с реальным бизнесом - жесткий, но реалистичный. Итогом такого диалога должны стать согласованные параметры налоговой, таможенной, валютной и административной систем, которые и должны быть положены в основу поправок к существующему законодательству, а в случае необходимости - и коренного его пересмотра. Работа по налаживанию такого диалога как на отраслевом, так и на общехозяйственном уровне чрезвычайно трудна и неблагодарна, но начинать ее надо. Инициатива здесь, безусловно, должна исходить от власти, но и бизнес должен предпринять активные усилия для своей самоорганизации и самодисциплинирования.

Начинать этот процесс следует незамедлительно, иначе положительная энергия нынешнего промышленного подъема кончится раньше, чем будут созданы необходимые институциональные условия для закрепления тенденции к устойчивому экономическому росту. Не будет преувеличением сказать, что фактически речь идет о том, чтобы начать экономические реформы заново, пусть и из другого исходного состояния.

Необходимо признать, что "реформы ради реформ", проводившиеся с ориентацией не на конечные результаты, а на абстрактные критерии, не только не повысили, но, наоборот, снизили эффективность общественного производства, разрушили механизмы, обеспечивавшие возможность устойчивого и долгосрочного экономического роста. Постоянные изменения правил игры и отказы государства выполнять свои обязательства и функции, подмена цивилизованного правового регулирования волюнтаристскими политическими решениями; молчаливое, а порой и открытое одобрение противозаконных операций, попустительство коррупции и действиям, противоречащим общественным интересам, - все это привело к ухудшению экономических условий для честных и законопослушных производителей, "выдавливанию" экономики в "тень".

И если это так, то реальное взаимопонимание между бизнесом и властью становится невозможным, а задача устойчивого экономического роста в нынешних политических условиях - неразрешимой

Поведение российской власти в течение последних десяти лет, собственно говоря, и сформировало ту отвратительную экономическую и деловую среду, которая укоренилась и к которой теперь следовало бы приспосабливаться.

Признав все это, государство обязано сегодня сделать максимум возможного, чтобы в сотрудничестве со здоровой частью российского бизнеса выработать, а затем и обеспечить соблюдение простых, понятных и оформленных законами правил экономической игры. Однако в последнее время ситуация серьезно осложняется тем, что теперь власть в лице абсолютного большинства своих представителей всех уровней и рангов, вплоть до самого верха, на самом деле свирепо ненавидит российскую частную экономику, предпринимательство и бизнес. И если это так, то реальное взаимопонимание между бизнесом и властью становится невозможным, а задача устойчивого экономического роста в нынешних политических условиях - неразрешимой.

"Московские новости", № 39 (1057), 3 - 9 октября 2000 года