Сергей Иваненко является координатором фракции «Яблоко» в
Государственной Думе и правой рукой лидера партии Григория Явлинского.
Иваненко был в составе российской делегации на недавней сессии
Совета Европы, на которой европейские парламентарии проголосовали
за приостановку членства России в СЕ, но, в отличие от большинства
делегации, он не протестовал против такого решения Совета Европы.
Соответствующая резолюция, принятая Государственной Думой,
нижней палатой парламента, одобрила позицию большинства членов
делегации.
Сергей Иваненко рассказал The Russia Journal о позиции фракции
Яблоко по этому вопросу, планах фракции и его личных взглядах
на российскую политику.
RJ: Как Вы как один из лидеров российской делегации на Парламентской
ассамблее Совета Европы оцениваете это постановление Думы?
С.И.: В целом это постановление сводится к двум основным пунктам.
Во-первых, мы [Дума] полностью одобряем деятельность нашей делегации
в
Страсбурге; во-вторых, мы выдвигаем Парламентской ассамблее ультиматум,
угрожая больше не принимать участие в ее работе, если она не пересмотрит
это решение.
Если говорить о деталях, то текст с понедельника (10 апреля),
когда я
видел первый проект, претерпел значительные изменения. Он стал
менее
агрессивным и более дипломатичным, более сбалансированным.
Но, по сути, он остался тем же. Поэтому «Яблоко» была единственной
фракцией, голосовавшей против него. Одобрение этого текста означало
бы
порицание «раскольников» – Сергея Ковалева, депутатов от «Яблока»
– меня
и [Александра] Шишлова.
Мне лично было удивительно видеть как СПС [Союз правых сил] в
целом
поддержал резолюцию Думы, пойдя, таким образом, против членов
своей же
фракции. Только четыре депутата фракции СПС проголосовали против
этой
резолюции.
RJ: А кто автор этой резолюции?
С.И.: Такого рода резолюции составляются комитетом, таким образом,
автором в данном случае был [Председатель Комитета по международным
делам Дмитрий] Рогозин. Потом она была значительно изменена. Яблоко
заняло здесь наиболее жесткую позицию, но и другие фракции также
не
высказали единодушной поддержки.
RJ: Таким образом, в излишней эмоциональности можно упрекать
не только европейских парламентариев?
С.И.: Мы открыто заявляем нашу позицию; мы привыкли говорить
правду.
Другие думают так же, но пытаются сделать хорошую мину при плохой
игре, говоря так: «если мы послали эту делегацию, мы должны одобрить
их
работу, иначе мы просто сами себя высечем.» В этом есть логика,
но,
во-первых, мы не должны были посылать туда такую делегацию. Мы
возражали
против назначения [Дмитрия] Рогозина и Председателем Комитета
по
Международным делам и главой думской делегации. Выдвигалась также
и моя
кандидатура, меня предложила фракция «Отечество», СПС поддержал
мою
кандидатуру, но КПРФ, «Единство» и Жириновский сблокировались
против
меня. Они несут ответственность за то, что произошло в Страсбурге.
Сейчас, конечно же, они не хотят это признавать, хотя я думаю,
что они
понимают, что их друзья в Страсбурге наделали много глупостей.
RJ: Вы были там, как Вы считаете, почему события приняли там
такой
оборот?
С.И.: В действительности Парламентская ассамблея ничем не отличается
от
Думы. Там работа делается в коридорах, в разговорах, заседаниях
комитетов и на обедах. С самого начала мне показалось, что большая
часть
нашей делегации была в агрессивном настроении, настроена на шантаж.
Я
точно не знаю, что было главной ошибкой, чье выступление послужило
поворотным пунктом, но европейские парламентарии прошли весь путь
от
готовности рассмотреть все наши предложения до ситуации, когда
их стали
запугивать и стали им угрожать.
RJ: А что же Владимир Путин? Он все еще непонятная фигура?
С.И.: Для меня Путин также представляет олигархически-номенклатурную
форму капитализма. В этом смысле его действия и будущая политика
вполне
ясны. Но, я считаю, что у Путина есть ряд возможностей; он прагматик,
а
как раз такой человек может перемещаться внутри очень широкого
спектра.
Многое зависит не от того, кто именно находится во власти, а
от того
какие реальные общественные силы могут влиять на власть. Чем сильнее
коалиция, тем больше возможностей влияния на Путина. Я совершенно
уверен
в том, что Путин может видоизменять свою политику с учетом влияния
общественных сил. Путин уже принимает во внимание мнение «Яблока»,
несмотря на то, что у нас в Думе только 17 депутатов.
RJ: В настоящий момент кто может действительно влиять на Путина?
С.И.: Ни одна из партий не может. Путинское окружение подобно
двору;
Путин – это тоже самое, что и Ельцин, только моложе. Это все тот
же
византийский двор – сегодня в фаворе, завтра нет. Но я во всем
этом не
специалист и поэтому не могу сказать Вам у кого сегодня есть право
отрывать дверь к Путину без стука.
RJ: Но если у вас есть двор, то вам нужен и царь. Ельцин был
царем, а
вот Путин?
С.И.: У Путина та же власть, что и у Ельцина. Происходит та же
борьба за
доступ к нему, за право оказывать на него влияние. Разница только
в
том, что Ельцин был старым, больным, но величавым царем, а Путин
все еще
молодой царевич.
RJ: Этот двор был сформирован при Ельцине. Путин вошел уже
в
существующую систему. Может ли он изменить ее, и если да, то будет
ли
это делать?
С.И.: Я не думаю, что Путин может или захочет менять византийскую
систему, которая, скажем, назначает двух врагов ,чтобы они могли
сражаться друг с другом, или делит должностных лиц на фаворитов
и
нефаворитов.
Что до того, кто будет иметь влияние, посмотрите на Александра
Коржакова. Он был личным охранником Ельцина, но у него была огромная
власть. Кто будет следующим - может быть, повар Путина?
RJ: Каковы планы «Яблока» на ближайшую перспективу?
С.И.: Нам надо серьезно проанализировать результаты выборов,
провести
реформирование нашей партии, увеличить число наших сторонников
и
получить хорошие результаты на местных и региональных выборах.
Нам надо
усилить наше влияние на правительство, общественное мнение и средства
массовой информации.
RJ: Многие говорят, что проблема в том, что единственное имя
в «Яблоке» – это Явлинский.
С.И.: Я не согласен. Посмотрите на КПРФ. Их единственный хорошо
известный деятель – это Зюганов. Но надо иметь лидера. Вы не можете
каждый день по телевидению показывать все 5000 человек Вашей партии.
Мы
действительно хотим привлечь новых сторонников; молодежь, талантливых
трудолюбивых людей. Мы говорим о коалиции, чтобы объединить наш
потенциал с потенциалом других партий и, например, с губернаторами.
RJ: Результаты выборов показали, что Вы теряете сторонников.
C.И.: Мы не потеряли наших сторонников, я думаю, проблема в том,
что мы
не приобрели новых. Нам нужны хорошие организаторы, чтобы помочь
нам
завоевать новых сторонников.
RJ: Насколько реальна опасность того, что в России установится
полицейское государство?
С.И.: Это реальная опасность. Мы не вернемся назад в коммунизм,
но мы
можем свернуть в сторону тоталитарной системы. Чем беднее страна,
тем
более агрессивны люди, тем более реальной становится эта угроза.
Ключ ко
всему здесь – экономика.
RJ: Возрастет ли влияние военных на жизнь России при Путине,
который
явно находится с ними в лучших отношениях, чем Ельцин?
C.И.: Половина Думы носила военную форму; и это ни на что не
влияет. У
нас режим номенклатурного капитализма – бюрократия, ФСБ и олигархи.
Военные могут быть проблемой где-то в Аргентине или Перу, где
они
пользуются огромными привилегиями, авторитетом и властью. Но в
России
военные никогда не играли такой уникальной роли. Хотя, разведка
и
контрразведка играла.
RJ: Важно ли то, что Путин – выходец из ФСБ?
С.И.: Думаю, что да; это демонстрирует превалирующую тенденцию.
Одна из
иллюстраций – это наш процессуальный кодекс, принятый еще в 1964
году.
По этому кодексу, Вы можете удерживать человека в тюрьме до двух
лет в
ожидании суда; он заболевает там туберкулезом, выходит, никакого
суда не
происходит и никто не несет никакой ответственности. Многие дела
так и
не доходят до суда.
Сейчас мы работаем надо новым кодексом. Конечно, чуда не произойдет.
Чтобы в Росси все было нормально, нам нужны нормальные законы,
гражданский контроль над силовыми ведомствами, некоррумпированные
министры и независимая пресса. Например, мы намерены бороться
и
защищать НТВ. Мы не можем позволить государству монополизировать
такую
важную вещь как телевидение.
RJ: А государство намерено это сделать?
С.И.: Власти вообще хотят монополии, абсолютной власти и наша
работа
заключается в том, чтобы сделать так, чтобы этого не произошло.
Будут ли
у нас силы для этого уже другой вопрос. Исход борьбы будет зависеть
от
того, кто будет нам помогать – будет ли нам помогать другие партии
и
средства массовой информации.
|