На заре политико-эпистолярного жанра авторы предпочитали находиться подальше от адресатов. Запорожские казаки сочиняли письмо турецкому султану совсем не в Стамбуле, да и князь Курбский решился на свой смелый эксперимент, лишь оказавшись бывшим подданным партнера по переписке. О том, что случилось бы, не будь он так осторожен, можно судить по судьбе доставившего послание княжеского слуги Василия Шибанова. Того пытали и казнили. Так было положено. Ни малейшей личной неприязни царь к нему не испытывал, напротив, ставил мужество слуги в пример господину, призывая того добровольно принять мученичество. 

Так продолжалось не одну сотню лет: если собираешься затеять переписку с действующей властью, уезжай  заблаговременно подальше или пеняй на себя. Россия пережила смутное время, сменила династию, а протопопа Аввакума, пытавшегося посредством различного рода посланий наставить властителей XVII века на путь истинный, литературный  дар привел все туда же. Скитания по Сибири. Земляная тюрьма. Костер.

Следующий, XVIII век, казалось, должен был смягчить отношения между писателями и читателями. Просвещенные государи, они, ведь, не чета жестоким средневековым властителям, да и эпистолярный жанр тогда  был на подъеме. Думая так, Александр Николаевич Радищев адресовал воспитанной на книгах французских просветителей Екатерине II оду “Вольность”,   в которой призывал императрицу снять розовые очки, перестать слушать льстивых, искажающих факты и сведения с мест приближенных  и трезво взглянуть на то, что творится в стране. К оде прилагалась целая книга с подробным описанием того, что, собственно, в стране творилось.  Не случись на родине Просвещения в год выхода книги революции, опыт, может быть, и удался бы. Революция, однако, случилась. Екатерина очень быстро поняла: такая переписка даже в просвещенный век вряд ли может окончиться мирно — не автору голову отрубят, так адресату. В результате объявленный “бунтовщиком хуже Пугачева” Радищев получил возможность расширить познания о жизни соотечественников за счет мест значительно отдаленных от дороги между двумя столицами.

Сменивший Екатерину и приведший Россию в следующий век Павел I Радищева из ссылки вернул, но совсем не из любви к письмам. Хотелось ему просто все сделать наперекор матушке. Что же касается писем... О неосторожных взглядах-то подумать страшно было. Долго так продолжаться, конечно, не могло. Должен был кто-то произнести традиционное русское “нет, ребята, все не так”. Вот Петр Яковлевич Чаадаев и произнес. Тренированное общество само, без подсказки сверху, догадалось, что в здравом уме на такие шаги не решаются.

В начале нашего века даже самые революционные из революционеров предпочитали обходиться “Письмами издалека”. Потом из авторов они превратились в адресатов, но давней традиции не изменили, испробовав в разное время богатый арсенал методов, отработанных на Василии Шибанове, Александре Радищеве  и Петре Чаадаеве.

Представляете теперь, какой смелостью нужно обладать, чтобы, имея за плечами подобный исторический опыт, вновь отважиться вступить в переписку с властью? В одиночку никто, наверное, и не решился бы. Эпистолярную традицию пришлось подкрепить другой, еще более древней. Теперь, конечно, все позади. Опыт наконец-то удался. Благодаря отважным подписантам, сохранившим головы и свободу, мы знаем, что живем не в темном средневековье, не под властью просвещенного, но, все же , абсолютного монарха, не в сложном ХХ веке, а прямо на рубеже светлого будущего. Удалось-таки за четыреста лет шагнуть вперед, к демократии! 
Так, глядишь, и второй шаг сделаем, научим адресатов не просто спокойно воспринимать послания, но и следовать содержащимся в них советам. Это, конечно, не сразу произойдет.   Лет через четыреста. Ну а пока... Пишите письма!