— Михаил Михайлович, трудно поверить, что ваша отставка в канун избирательной кампании в Государственную Думу — чистой воды случайность.

— Мало ли в жизни совпадений? Решение уйти из правительства я принял еще в конце мая, подав в отставку с поста первого вице-премьера. Но была просьба премьера и президента — завершить работу по переговорам с международными финансовыми организациями. Выстраивание бюджета на следующий год, денежной программы, реструктуризация внутреннего долга, отсрочки по внешним долгам — все это базировалось на достижении соглашений с МВФ. Летом правительство смогло убедить парламент принять десять необходимых законов. Вышло около двух десятков постановлений и распоряжений правительства. Экономика стала показывать позитивную макроэкономическую динамику. Все это в целом и позволило нам достичь соглашения с фондом.  Я свою миссию выполнил, поэтому и ушел.

— Была такая версия, что Путин, с которым вы не так давно встречались, требовал вашей отставки.

— Напротив. Как раз Путин был заинтересован в том, чтобы я остался.

— Есть и другая версия. Ведь именно Степашин настаивал на вашем присутствии в списках ЯБЛОКА. ЯБЛОКО согласилось, но выдвинуло в свою очередь встречное предложение — поставить вас в список только в том случае, если вы уйдете в отставку. 

— Вы на основании событий последних дней ищете объяснение решению, принятому несколько месяцев назад. Главное — соглашение достигнуто, миссия МВФ готовит свой доклад. Все остальное — привходящее.

— Достижение этого соглашения вы и считаете главным итогом своей двухлетней работы в правительстве?

— Отнюдь.

— Что же тогда?

— Я шел в правительство, чтобы реализовать систему мер, которую считал необходимой для укрепления государственных финансов. Прежде всего это восстановление самой финансовой системы. Мы восстановили систему государственного Казначейства, чтобы все деньги госорганизаций проходили через государственный расчетный центр, а не через цепочку уполномоченных коммерческих банков. Это была непростая работа,  встречавшая порой ожесточенное сопротивление. В том числе потому, что Казначейство обслуживает не только бюджетные средства, но и внебюджетные фонды бюджетных организаций. И тем не менее сейчас уже 80 процентов бюджетных организаций обслуживается Казначейством. Один из кредитов Мирового банка — видимо, четыреста миллионов долларов — пойдет на  технологическое оснащение системы Казначейства. Через полтора-два года на эти деньги можно будет завершить ее создание и иметь полный контроль над всеми государственными финансами.

— С чем связано, что два очень мощных бюджетных финансовых потока — деньги Государственного таможенного комитета и деньги Министерства обороны — до сих пор не обслуживаются Казначейством?

— Как раз с тем, что Казначейство пока технически не готово. На это ведомство в последнее время возлагается слишком много новых функций, а количество занятых там людей, оснащение техникой, каналами связи и  затраты на все это остаются прежними.

— Как вы собирались контролировать прохождение государственных средств через Казначейство?

— Мы существенно усилили функции контрольно-ревизионных органов Министерства финансов. В советское время Контрольно-ревизионное управление Минфина было почти забыто, а в постсоветскую эпоху ее региональные отделения попали под влияние местных администраций. Сейчас же мы добились того, чтобы отделения КРУ подчинялись только министру финансов.

— Вас называют автором бюджета-2000... 

— Это еще одно итоговое направление — собственно бюджетная политика. Например, дефицит бюджета в 96-м году был почти 8 процентов ВВП. По итогам прошлого года — где-то 6 процентов. В этом году, я думаю, будет процента 3,5. В следующем году — 1,5. Эта серьезная работа по устранению неэффективных расходов, по оптимизации всей структуры бюджета, еще не завершена. Кроме того, еще не завершена разработка новой методики распределения трансфертов в регионы. Последние несколько лет перераспределение государственных доходов шло в пользу регионов. В этом году ситуация наконец изменится, государственные доходы будут уходить по большей части в федеральный центр — с точки зрения сохранения единства страны, я считаю, это правильная тенденция.

— Вы сделали в правительстве все, что хотели сделать?

— Многое. В правительстве я продолжал и завершал целый ряд задач, начатых еще четыре года назад в Государственной Думе. Задач, решение которых требует очень длительных согласований. Что ни говори, пребывание в исполнительной власти — серьезный опыт, и поэтому если еще раз вернуться на два года назад, я принимал бы точно такие же решения.

— Однако теперь вы уходите. В свое время вы говорили — мое пребывание в правительстве продлится до тех пор, пока я буду считать свою работу там эффективной. Вы перестали ее считать эффективной?

— Именно так. Я привык работать с полной отдачей. Сейчас насущной необходимости в моей работе в правительстве нет. Поставленные передо мной ключевые задачи решены. А кроме того, решения правительства все более обуславливаются политическими обстоятельствами. Для меня это неприемлемо.

— Вы думаете, ваша работа в Госдуме, куда вы собираетесь баллотироваться, будет более эффективной?

— Я рассчитываю на это.

— То есть два года назад вы считали более эффективной работу в правительстве. А сейчас — работу в парламенте. С чем связан такой зигзаг?

— Если политический фактор становится определяющим в работе правительства и администрации Президента — значит, нужно влиять на этот политический фактор политическими же методами.

— И вы из сферы чисто финансовой возвращаетесь в сферу финансово-политическую. 

— Я бы не сказал. Моя работа в Белом доме — тоже политика, но несколько другого толка. Я возвращаюсь теперь в открытую, публичную политику, это правда.

— Вы уже приняли решение, по какому округу будете баллотироваться?

— Пока нет. У меня есть предложения более чем из пятнадцати округов.

— Но ведь у вас есть старый округ, от которого вы избирались на прошлых парламентских выборах — Камчатка. Почему бы вам не баллотироваться там снова?

— Там сильный “яблочный” кандидат — зачем же мне переходить ему дорогу?

— Насколько я знаю, вы возвращаетесь в ЯБЛОКО не без соответствующей подачи Степашина...

— Это не возвращение. Сергей Степашин, Вячеслав Михайлов, ваш покорный слуга, и, я надеюсь, Павел Крашенинников (после выборов по одномандатному округу) — мы идем вместе с  ЯБЛОКОМ для того, чтобы собрать гораздо больше сторонников за пределами традиционного “яблочного” электората. К сожалению, на правом фланге политического спектра серьезных сил, кроме ЯБЛОКА, не осталось. Именно на ЯБЛОКЕ лежит колоссальная ответственность за представление миллионов людей, предпочитающих “правые” идеи.

— Над чем вы рассчитываете работать уже внутри Государственной Думы? По-прежнему станете занимать пост в бюджетном Комитете?

— Я не строю сейчас планов относительно того, чем буду заниматься в Думе. Моя задача на данный момент — максимальная мобилизация голосов в поддержку нашего избирательного союза.

— Вы не считаете, что предвыборные перспективы этого союза могут подпортить обвинения в том, что западные кредиты в России разворовывались? А вы в это время занимали один из ключевых постов в правительстве. Каков будет ваш комментарий к скандалу с кредитами МВФ?

— Нет скандала с кредитами МВФ. Есть, во-первых, скандал вокруг “Бэнк оф Нью-Йорк”, через счета в котором якобы проходили транзакции. Во-вторых, есть упоминание в одной газете со ссылкой на неопределенные источники, что двести миллионов долларов кредита МВФ были использованы нецелевым образом. И в-третьих, есть совершенно отдельное дело фирмы “Мабетекс”. У многих в головах три этих разных, как говорят следователи, эпизода, смешались в один. Моя точка зрения по “Бэнк оф Нью-Йорк” максимально проста — наши спецслужбы должны принять самое активное участие в расследовании. Ехать в Штаты, собрать всю необходимую документацию и максимально быстро провести расследование. Как только оно будет завершено и опубликовано — все вопросы снимутся сами собой.

— То есть, нет никаких оснований для обвинений?

— Может быть, и есть, но единственный способ поставить в деле точку — не просто делать публичные опровержения, а принимать активное участие в открытом расследовании. Так мы и сделали по делу “Фимако”. Аудит опубликован, и теперь все желающие могут убедиться, что все, о чем говорили некоторые парламентарии или представители Генпрокуратуры, абсолютно не соответствует действительности. Точно так же должно быть и здесь. Вот посмотрите. Июльский транш МВФ, 1998-й год, 4,8 миллиарда долларов. Проведен аудит, и вопрос о нецелевом расходовании средств закрыт. Последний год Россия не брала денег в кредит. Сейчас деньги зачисляются на счет в Вашингтоне и даже не поступают в Россию. Не буду вдаваться в детали, но двести миллионов долларов невозможно даже технически перевести нецелевым образом — Счетная палата аудирует все операции, суммы и гораздо меньшие легко отслеживаются.

— Вы не считаете, что подобные обвинения западной прессы могут спровоцировать новый финансовый кризис? Новую девальвацию рубля? Утверждается кроме того, что возникли уже и объективные условия для нового обесценивания российской национальной валюты.

—  Под этим нет никаких оснований. Напротив. Платежный баланс, который является отражением движения в страну и из страны капитала, мы сводим сейчас с большим положительным сальдо. Главным образом, конечно, благодаря росту цен на наше традиционное сырье — нефть, лес, металлы. Наш прогноз — конъюнктура будет оставаться столь же благоприятной по крайней мере до конца года.