Проблема с концепцией 86% для тех россиян, кто не включает себя самого в это число, заключена не только в том, что мы принимаем на веру пропагандистские установки властей. Дело глубже, серьезней, опаснее. Концепт «86%» позволяет остальным 13% (отдадим хотя бы 1% на затрудняющихся ответить) представлять себя добром без какого бы то ни было усилия, без внешнего созидательного политического действия и без внутренней работы над собой. Есть 86%, которые зло, а мы, значит, автоматически оказываемся добром.
Идентичность 13% начинает выстраиваться от противного — от того, кем мы не являемся, а не от того, кто мы есть или кем должны стать. Если 86% составляют безмозглые жертвы или сознательные подлецы, то мы, напротив, без лишний усилий, сами собой, как бы автоматически, оказываемся в своих глазах умны и нравственны.
Это крайне вредное, деморализующее представление. Из того, что некий процент граждан подвержен определенной пропаганде или же с рождения усвоил определенные глубоко не верные правила жизни — отнюдь еще не следует, что не входящие в этот процент не подвержены пропаганде другого рода или что их правила жизни верны.
Поддержка аннексии Крыма без мысли о последствиях для себя и России от этого шага — не единственный вид заблуждений и предрассудков в мире. Самоутверждать себя за счет него — также заблуждаться.
Во-первых, мы тем самым по умолчанию как бы провозглашаем монолитность группы с другой точкой зрения и неизменность ее взглядов. 86% — это удобнейшее объяснение для причин неудач в России сторонников либеральных и демократических взглядов в последние 25 лет. Нет нужды в работе над ошибками врача, ведь больной был неизлечим. 86% становятся своего рода индульгенцией, отпущением всех грехов и объяснением поражений. Мы — вечное и заведомое меньшинство, обреченное жить в одной стране с диким и не способным к прогрессу большинством.
Подобное представление очень удобно и позволяет уклонить от самокритики и претензий к нашим лидерам. Но оно давно уже серьезнейшим образом калечит нашу практику, наш образ действий. С таким взглядом на вещи становится невозможно рассчитывать на демократию. Честные выборы в такой системе взглядов просто опасны. Как либералы мы не можем отринуть их, но внутри себя приходим к весьма извращенным с европейской точки зрения подходам.
Их два. Один, проявляющийся в последнее время, начинает с довольно справедливого замечания, что власть в современной России на выборах (кроме изредка местного уровня) не меняется. Отсюда делается вывод, что вместо мирной политической работы необходима подготовка революции. По счастью, в силу отсутствия привычки к серьезному политическому действию, дальше разговоров у сторонников этих взглядов дело не идет, эти бывшие либералы ограничиваются одними разговорами:
– Шумим, братец, шумим!
– Шумите вы и только.
Люди, сложив руки, ждут у моря погоды. Громкая революционная трескотня прикрывает фактическое бездействие. Эта их тактика неучастия очень выгодна Кремлю, потому что позволяет выхолостить выборы, отвадить от голосования часть недовольных. Именно поэтому оппозиционных кандидатов власти снимают демонстративно и беззастенчиво, надеясь на ответный бойкот оппозиции — и почти всегда этот расчет оправдывается. Вместо наполнения политических институтов реальным содержанием — их окончательно выхолащивают и подрывают, действуя в том же русле, что и власти.
В радикальном лагере надеются, что их планы воплотятся в жизнь либо сами собой (за счет ошибок правящей группы и падения цен на нефть) или уповают на более решительных союзников из других идеологических лагерей, отсюда многолетнее заигрывание то с Лимоновым, то с Удальцовым, то с националистами.
Вторая точка зрения и существует дольше, и принесла больше вреда. Если 86% неисправимы, если на демократическое большинство не может рассчитывать ни один умный, интеллигентный, гуманный политик — значит, их роль должна быть более закулисной, «умный еврей при губернаторе». А троянским конем, с помощью которого удастся увести к счастью 86%, должен быть политик, близкий к тому, что считается народными чаяниями. В результате, 13% и сами добровольно и с песней начинают поддерживать политиков того же типа, который и без того преобладает в России. Мнимая или подлинная избираемость становится для согласного сотрудничать с либералами (а, точнее, пользоваться их ресурсами и авторитетом) политика извинением его недостатков. Недостатки эти перечислить нетрудно: неглубокая образованность, низкий уровень культуры, примитивное восприятие мира, склонность к популизму и вождизму, неоднозначные моральные качества, хамоватость, незамысловатый грубый (а порой и пошленький) юморок. Но такой и нужен, — начинают кричать 13%, — ведь только такой и способен добиться успеха в этой стране у этого народа!
И сами приводят к власти тех, кто компрометирует идеи демократии, прав человека и свободы, кто отклоняется от них если не по злой воле, то хотя бы потому что не может их вполне понять и считает, например, что если он не преследует журналистов за критику — то это и есть свобода, вполне заменяющая качественные институциональные гарантии свободы прессы и вообще всю систему сдержек и противовесов в обществе и государстве.
Нужно ли перечислять фамилии таких политиков, получавших поддержку немалой части либеральной общественности? Скажем лишь, что в их числе были все президенты РФ. Вся история России последних 25 лет — эта история поражений именно этой тактики и стратегии. Это так, без всякого преувеличения. Именно поэтому ни одна важнейшая задача последних 25 лет не была решена — от экономических до политических, включая смену правящего класса, так и не произошедшую в начале 1990-х.
Каждый такой троянский конь для 86% воспринимается либеральными элитами как сокровище, с которого нужно сдувать пылинки и на котором ни в коем случае не стоит замечать многочисленные пятна. Поэтому этот идол-таран быстро коснеет в непогрешимости, проявляет свое лицо и при необходимости легко выбрасывает вчерашних своих творцов и советчиков. Но они создают нового героя и с яростной ненавистью относятся к тем собратьям по 13%, которые отказываются слепо следовать в очередной раз по этой проигрышной колее. Начинается внутренняя грызня 13%, которую мы тоже наблюдаем более 20 лет.
Эта история повторяется раз за разом и никого ничему не учит. Вожаки и сами над этим не задумываются и другим в своей пастве не позволяют. Отсюда и становится видно, что наши 13% не сильно отличаются свободой мышления от так презираемого ими большинства.
Нам нужно на кого-нибудь молиться
Подумайте: простому муравью
Вдруг захотелось в ноженьки валиться
И верить в очарованность свою.
(Булат Окуджава)
И Окуджава прав, но эта опасность подстерегает каждого из нас, здесь нет избранных.
«Всего нелепее — это матерые либералы, которые разгуливают здесь толпами и вбивают в голову себе и другим, что они люди свободомыслящие» — говорит доктор Стокман во «Враге народа» Ибсена.
Не стоит строить свою самооценку на одном голом противопоставлении. Хорошо, что ты не «крымнаш», но кто ты? Либерал-европеец? Но каким своим действием мы подтверждаем такую самооценку? Есть ли у нас та «культура сомнения», которая и есть основа всякой демократии и правового государства? Или мы просто хотим сменить несимпатичного нам вождя на симпатичного?
А если 86% — это всего лишь ответ на пару удобно для Кремля поставленных вопросов? А если настроения эти изменчивы? Если они — результат ошибок, а 25 лет назад общественное мнение было совершенно иным? И, наконец, если у нас нет настоящих выборов, то откуда взяться настоящему соцопросу? Почему мы верим в эту цифру, почему мы поднимаем ее на щит, почему делаем ее жупелом? Может быть, хватит этого морального апартеида, который не более чем самооправдание проигравших 90-е годы и не имеющих мужества это признать? Может быть, попробуем иначе и сами не будем более снижать планку в политике? Что, если перестать быть плацдармом для популистов и поисковиком «пиночетов»? Имея возможность существовать за счет природных ресурсов, эти «пиночеты» все равно не будут строить в России северное Чили. Останутся только негативные моменты, связанные с репрессиями.
И что, если выборы, не влияя на смену власти напрямую, все же имеют значение как самый репрезентативный соцопрос? Они имеют значение, как возможность увидеть, что в самых трудных обстоятельствах в России есть миллионы сторонников либеральных взглядов и европейского пути. Есть смысл работать над увеличением их числа, чтобы, пусть опосредованно, но оказывать этим влияние на ситуацию в стране, предупреждая новые ошибки и злоупотребления. Но для такой работы важен уровень, важно другое видение политики, другой человеческий масштаб, другая культура.
Второй канцлер ФРГ Людвиг Эрхард (1897-1977) сказал однажды о себе и о своем предшественнике Конраде Адэнауэре (1876-1967): «Ich bin ein barocker Typ, Adenauer ist gotisch». То есть, «я — человек барочный, Адэнауэр — готический». Был ли у нас за 100 лет (да и больше — тоже) хоть один лидер, который бы имел основания сказать такое о себе и предшественнике, или который хотя бы мог мыслить в подобных категориях?
Нет. И я хочу, чтобы в моей стране в правительстве и в президентском кресле были такие политики-личности, сочетающие масштаб практика (а Эрхард — выдающийся экономист) и глубину мыслителя.
А ведь предшественником Адэнауэра и Эрхарда на посту главы Германии был никто иной, как Гитлер. Вот уж когда нельзя было подумать, что на смену ему могут прийти и осуществить в разрушенной Германии экономическое чудо такие мудрецы-реформаторы. Ведь в Третьем Рейхе было 86% в полном смысле слова, не в пример Третьему Риму. Казалось бы, откуда в Германии было взяться избирателю Адэнауэра? Однако события, крайне трагические, но стремительные, привели к переменам. А пример СССР в конце 80-х показывает, что не всегда для подобного рывка к свободе необходим военный крах. Подобное движение может быть эволюционным и относительно мирным.
И вот такие задачи имеют смысл: пытаясь их решить, человек и общество подымаются над собой. «А на меньшее я не согласен». На меньшее не согласна история.
