Декларированная президентом идея продажи госкомпаний – безусловно, шаг вперед. Но, пока не произойдет перемен в политической сфере, страной по-прежнему будет владеть правящая чиновно-репрессивная прослойка.
Подобно тому как ключевой политической идеей «нулевых» лет было создание «вертикали власти», основной экономической идеей ушедшего десятилетия было укрепление т. н. госкомпаний. Два этих столпа, возведенных сегодняшними властителями, служили альтернативой ведущим трендам «проклятых девяностых» – федерализации и приватизации.
Недавние заявления Дмитрия Медведева о необходимости отказа от контроля государства в ВТБ и «Роснефти» говорят о признании краха экономической модели, основанной на «государственных компаниях».
По прихоти властей вместо создания конкурентной экономики Россия потеряла больше 10 лет на противоречащий общественным интересам эксперимент.
Не следует, однако, думать, что создание т. н. госкомпаний вообще противоречило каким-либо интересам. Почтеннейшей публике этот институт преподносился в качестве едва ли не «народного». Утверждалось (или подразумевалось), что госкомпании будут концентрировать ресурсы на решении важных для общества задач, при этом действуя лучше, чем частные фирмы. Но творцов госкомпаний из числа высших руководителей комплексы неимущей и завистливой массы интересовали в последнюю очередь.
Прежде всего им были нужны благодетельные финансовые потоки, которые потекут через их руки или руки их доверенных лиц, создавая для всех участников дела частные состояния. Именно поэтому с самого начала госкомпании представляли собой странные учреждения, так или иначе связанные с частным бизнесом.
Вроде каких-нибудь удачливых нефтетрейдеров. Государство здесь нужно было для того, чтобы предоставить защитную оболочку, а частный сектор – для обеспечения обогащения. В госкомпаниях степень благоволения государевых людей к частному бизнесу достигла в «нулевые» годы невиданной высоты. Частные интересы были завернуты в обертку с названием «государственное», и в таком виде в течение последнего десятилетия этот товар сбывался по каналам средств массовой пропаганды.
Со временем, конечно, неспособность госкомпаний решать декларированные задачи становилась очевидной. Первыми начали роптать различного рода общественники, с вожделением ожидавшие вслед за посадкой Ходорковского и Лебедева дальнейшего роста «социальной справедливости» по-прокурорски. Но вместо этого, как грибы после дождя, пошли в миллиардный рост какие-то неведомые ранее таланты с питерских окраин.
Да и в самом государстве со временем проявилось недоумение. Министр природных ресурсов Юрий Трутнев больше года назад говорил, что «Газпром» и «Роснефть» провалили освоение российского шельфа. Бензиновый кризис по иронии судьбы начался на Алтае – вотчине «государственных» «Газпромнефти» и «Роснефти». А недавно заместитель министра финансов Сергей Сторчак предложил обязать госкомпании создавать резервы под валютные займы – размещать часть средств от привлеченных за рубежом кредитов на счетах в Центробанке. Сам ход мысли показателен: госкомпании не являются организациями, действующими экономически рационально, – им необходимы внешние «костыли», без них могут упасть.
Но если предложение Сторчака говорит о плохой способности т. н. госкомпаний самостоятельно стоять на ногах, то новейшая история компании «Роснефть» говорит кое о чем другом. Эта организация, получившая лицензии на освоение шельфовых месторождений, вместо собственной осмысленной деятельности, демонстрирующей преимущества государственного участия в разведке и добыче, начала смотрины тех, кто мог бы, называя вещи своими именами, поработать вместо нее. Вначале была BP. Затем, когда тучи над «сделкой века» сгустились, всплыли тихие товарищи из-за Великой китайской стены. Потом стали говорить о Shell. «Хоть кого, хоть черта в ступе привези». Вывод же один – сами разрабатывать шельф не могут.
Поэтому когда Медведев говорит о необходимости приведения внешней государственной формы госкомпаний в соответствие с их внутренним частным содержанием, то это еще часть истины. Вместе с приватизацией такие компании, как «Роснефть», должны быть лишены тех преимуществ, которые были дарованы им законами «нулевых» лет. Они должны быть поставлены в равные конкурентные условия с другими. А те лицензии, которые были выданы в «нулевые» годы, должны быть внимательно рассмотрены на предмет выполнения записанных там условий и – в случае существенных нарушений – изъяты. Перестройка отношений собственности должна проводиться вместе с изменениями законов.
Итак, новая экономическая политика? Опять, как во времена большевиков, окончательно обанкротившихся в экономическом отношении к 1921 году и вынужденных, при сохранении политической диктатуры, идти на ограниченные экономические перемены? Легко соблазниться внешней аналогией. Но схожего не так много.
Среди большевиков было, по-видимому, немало людей идеологически убежденных, действительно стремившихся построить социализм. Вот что писал после введения НЭПа уничтоженный в последующем большевистским режимом русский экономист Лев Литошенко о «старой экономической политике»: «И мы должны с полной откровенностью признать: постройка велась умелыми руками. Дело не только в том, что с фанатическим пиететом были использованы все намеки учителей социализма, и что к каждому конкретному периоду политики выбиралось эпиграфом какое-нибудь изречение Маркса. Большевики действовали не только по букве, но и по духу социалистического учения. Везде, где не хватало готовых решений, – а таких случаев было большинство, – они изобретали свою собственную формулу. При этом выбор всегда падал на решение, наиболее отвечающее основным принципам социализма».
У нас в «нулевые» годы никакой сознательной идеологии, которая предлагала бы «всерьез и надолго» создать экономику с большим государственным участием, не предлагалось.
Здесь «государство» было использовано как дойная идеологическая корова по запросу невзыскательной публики и как инструмент для частного обогащения. Самое государство, вместо того чтобы при движении в направлении европейских и североамериканских порядков превращаться в общественный инструмент, было окончательно приватизировано и стало частной собственностью правящей группы и, шире, чиновно-репрессивной прослойки.
Конечно, декларированная президентом идея продажи государственных компаний или хотя бы их части неплоха. Это хоть какой-то шаг вперед. Но иллюзий быть не должно: пока не произойдет перемен в политической сфере, не будет достигнуто обобществление государства, ничего в нашей стране не изменится. Это будет все то же «королевство кривых зеркал», где отношения извращены и где «не верь глазам своим»: и «частное» не совсем частное, и «государственное» вовсе не таковое.
