Понятия «либерализм» и «консерватизм» я намеренно употребляю в предельно широком смысле, имея в виду не столько логически стройные системы взглядов, сколько комплексы мировоззренческих ценностей.
Основное различие между этими идеологиями заключается в том, что консерватизм требует соответствия политического порядка традиционным ценностям, а либерализм – ценностям свободы и ответственности личности.
За последние 20 лет позиции этих идеологий в России претерпели полную инверсию. Либерализм из господствующего течения в начале 90-х превратился в оппозиционное, а консерватизм - из маргинального течения чуть ли не в официальную идеологию.
Попытаюсь объяснить, почему это произошло, и какие выводы должны из этого сделать российские либералы. Но сначала - еще два замечания о природе этих мировоззрений.
1. Отношение к традиции
Первое. Либеральная идеология отличается более универсальным содержанием, поскольку ценности свободы имеют общезначимый характер в разных странах. Консервативная идеология, напротив, сильно варьируется, так как в каждой стране ориентирована на ее национальную традицию, а эти традиции очень разные. Российский консерватизм очень сильно отличается от консерватизма европейских стран.
Для некоторых стран, например Англии и США, ценность свободы относится к базовым, поэтому она поддерживается идеологией консерватизма. Там уместно понятие «либеральный консерватизм». С точки зрения российской традиции это словосочетание – оксюморон.
В российской традиции вплоть до конца ХХ века ценность свободы не была укоренена как базовая, в отличие от ценностей этатизма, т. е. «державности», настраивающих личность на безусловное подчинение воле государства.
Российский политик, претендующий на нишу чего-то вроде либерального консерватизма, рискует впасть в эклектику. Я даже могу назвать имя одного такого политика. Это – В. В. Путин образца 1999 года.
В своей программной речи «Россия на рубеже тысячелетия» накануне миллениума он, с одной стороны апеллировал к «наднациональным, общечеловеческим ценностям», таким как «свобода слова, выезда за границу, другие основные политические права и свободы личности».
Но в то же время он говорил о «другой опорной точке консолидации российского общества – которую можно назвать исконными, традиционными ценностями россиян». Это:
1) «патриотизм, связанная с ним национальная гордость и достоинство»;
2) «державность или державная мощь»;
3) «государственничество. Крепкое государство как источник и гарант порядка, инициатор и главная движущая сила любых перемен».
Совершенно ясно, что реализация этих действительно по сути традиционных ценностей на практике оставит от «общечеловеческих» рожки да ножки. Что в результате и произошло.
Императив свободы выбора, раскрепощения личности, лежащий в основе успешного развития в 21 веке не имеет ничего общего с культом «державности» и «государственничества» как «движущей силы любых перемен».
Всем, кто в начале «нулевых» задавал вопрос: «Who is mister Putin?», надо было читать эту речь. В ней уже было почти все сказано.
В стране, не имеющей глубоких либеральных традиций курс на эффективную модернизацию возможен только при отказе от достаточно большого набора традиционных ценностей. Если этого не сделать, то никакого либерального консерватизма в результате не получится, потому что консервативное в этой эклектике быстро проглотит все либеральное.
В этом контексте уместно вспомнить опыт модернизации некоторых азиатских стран, у которых традиционная культура также имела мало общего с либеральными ценностями. Успешные реформы в этих странах были обусловлены не просто отказом от ряда традиций, а резким разрывом и даже борьбой с ними. Наиболее яркий пример – реформы Ататюрка в Турции.
2. Отношение к модернизации
В странах догоняющего развития, к которым относится Россия, роль либерализма и консерватизма в политике определятся отношением этих мировоззренческих систем к проблеме модернизации. Во главу угла выдвигается вопрос – вы за изменения в соответствии с моделью развития успешных стран мира – или вы против этих изменений? Положительный ответ может иметь разные нюансы («правого» и «левого» толка), но он в принципе – либерален, а отрицательный ответ на этот вопрос по сути – консервативен. Ответ, хотят они этого или нет, вынуждены давать и левые и правые. Российская КПРФ, например, сегодня дает резко консервативный ответ, на фоне которого ее «левизна» и «коммунизм» отодвигается на второй план.
В ее идеологии наследие Маркса, Энгельса и даже - Ленина представлено весьма фрагментарно, и эти фрагменты варятся в густом бульоне консервативной эклектики, связанной, в первую очередь, с культом деспотического государства, олицетворяемого личностью Сталина. При этом лидер КПРФ обменивается орденами с главой РПЦ и постоянно апеллирует к авторитету наиболее популярных в народе царей.
Сам же по себе коммунизм в «чистом виде», завещанном Марксом и даже приспособленном к своим целям Лениным, встречается только среди левых маргиналов. Почему так получилось? Дело в том, что классический коммунизм направлен одновременно против западного «буржуазного либерализма» и против российского самодержавного консерватизма. Поэтому на главном фронте современной «идеологической борьбы» ему нет места.
Из этого всего следует, что левизна КПРФ на сегодня является вторичным политическим признаком, а вот ее консерватизм – первичным. По этому признаку коммунисты консолидируются с ЕР, ЛДПР и СР – т. е. всеми остальными партиями, представленными в ГД, у которых тоже есть свои политические отличия, но они также вторичны. Для СР, например, вторична ее риторика в духе европейской социал-демократии. Ключевые голосования СР в ГД противоречат этой риторике.
3. Модернизация: фактор успешности
Более или менее успешная модернизация порождает в обществе достаточно широкую и устойчивую поддержку либеральных ценностей, движений и партий. Чем более успешны результаты модернизации, тем сильнее в обществе запрос на ее продолжение и отклик на пропаганду либеральных ценностей.
Об этом говорят известные специалисты по сравнительному изучению эволюции ценностей в странах мира Р. Инглхарт и К. Вельцель, опирающиеся на материалы Всемирного обзора ценностей (World Values Survey)
«Модернизация в социально - экономической сфере создает объективные предпосылки, позволяющие людям строить свою жизнь на основе собственного выбора. … Люди начинают требовать свободы выбора и отстаивать ее» .
Об этом свидетельствует собственно российский опыт позитивных, но незавершенных реформ Александра II, породившей либеральное по своему основному умонастроению земское движение, которое в 70-е годы 19-го века начало формулировать политические требования, включая принятие Конституции и созыв Учредительного собрания.
Тот же самый эффект порождали диктаторы, проводившие успешные экономические реформы, например, в Испании под конец правления Франко, на Тайване, в Южной Корее и т.д. В их планы не входила никакая либеральная демократия, но они поневоле становились ее «отцами».
Успешная модернизация – это свежий ветер в паруса либерализма, но и других кораблей тоже. Он подпускает свежие дуновения свободы и в консерватизм, делая его либеральным, и в социализм, направляя его в русло социал-демократии.
В качестве примера можно привести Социал-демократическую партию Германии, которая в 1959 г. официально отказалась от концепции классовой партии и марксистских принципов, включив в свою программу «необходимость защиты и развития частной собственности на средства производства». Вне всяких сомнений, это программное изменение произошло под влиянием успешных реформ Людвига Эрхарда, породивших «немецкое экономическое чудо».
Неудачная модернизация порождает совсем другие последствия.
В этом случае консервативная реакция настолько сильна, что возникает феномен «реакционного» консерватизма, который отбрасывает любые ценности, противоречащие его пониманию традиции. Никаких уступок модернизации и либеральным ценностям в нем в этом случае не остается.
В этом, по-видимому, причина успеха победы религиозного фундаментализма, например, в том же Иране.
В России начала 21 века произошло нечто подобное, возможно, еще более трагичное. Реформы Реза-шаха были может быть по сути и правильными, но слишком радикальными. Реформы 90-х в России были одновременно радикальными и неправильными, деструктивными для экономики и общества.
Российское общество отторгло эти реформы с такой силой, что за 20 лет произошел крутой разворот в его ценностных ориентациях. Ценности либерализма и демократии подверглись глубокой дискредитации.
Другим результатом реформ стало создание олигархической экономики, на базе которой начала формироваться авторитарная система власти.
4. Государство-рантье
Объективная потребность в политическом курсе модернизации при этом существовала хотя бы в связи с тем, что в 90-е годы произошла глубокая деиндустриализация страны, которая по уровню своего промышленного развития была фактически отброшена на 100 лет назад .
Однако очень скоро эта потребность сильно притупилась и сошла на нет. Это произошло под влиянием такого мощного фактора, как резкий рост цен на нефть.
С ростом нефтяных цен задача восстановления экономики отпала сама собой. Просто оказалось, что результаты индустриального развития можно купить у других стран за счет доходов от продажи нефти и газа. В распоряжении государства оказались огромные сырьевые ресурсы. Это обстоятельство предопределило судьбу модернизации. Она просто-напросто закончилась.
Вместо трудного курса продолжения модернизации в политике сама собой возобладала «линия наименьшего сопротивления», очень быстро приведшая к созданию государства-рантье.
Для населения России рост нефтяных цен отозвался ростом доходов и улучшением уровня жизни. Таким образом, создавалось ощущение, что именно отказ от каких-либо реформ вообще и является главной причиной благоприятных изменений.
Наличие сырьевых ресурсов создает соблазн, который трудно преодолеть. Вместо реформаторских усилий, направленных на развитие экономики, но чреватых большими рисками для самих реформаторов, можно сразу покупать результаты развития у других стран. Это то же самое, что приобретать здоровье не благодаря длительным занятиям в спортзале, а путем покупки лекарств в аптеке.
Феномен государства-рантье был хорошо изучен задолго до 2000 года – в основном на примере нефтяных арабских стран, анализ которого привел к углублению понимания феномена «страны-рантье» и крайне отрицательной роли изобилия сырьевых ресурсов для развития демократии.
Контролируя огромные доходы от продажи ресурсов, правительство не нуждается в согласовании этих доходов с обществом и его представительскими институтами. Эта ситуация резко отличается от положения правительств в странах без больших ресурсов, где правительства вынуждены согласовывать свои доходы с обществом, которое является их единственным источником.
При этом у государства-рантье больше развязаны руки для манипуляции обществом, выражающейся как в патернализме по отношению к лояльным группам населения, так и в ослаблении влияния потенциальных независимых групп.
Манипулирование облегчается еще и тем, что само общество пребывает в расслабленном состоянии. Рентные доходы ведут к снижению экономической и деловой активности, что тормозит развитие в обществе гражданских процессов. В связи с монополизацией основных источников доходов сокращается количество самостоятельных экономических субъектов, огромная часть населения попадает в материальную зависимость от государства.
С одной стороны, элита государства-рантье не нуждается в изменении существующих институтов. С другой стороны, модернизация по западному образцу требует реформ, ограничивающих власть в объеме и времени. А власть так желанна в условиях, когда распоряжается столь большим объемом ресурсов. Возникает желание стать центром мира, проводить Олимпиады и чемпионаты, перекраивать географическую карту…
Доступность огромного ресурса порождает соблазн удерживать его так долго, насколько это возможно.
Но все же всегда остается угроза со стороны меньшинства, живущего в крупных городах, образованного и молодого, которое недовольно своим положением в государстве-рантье, имеет жизненные стандарты, ориентированные на развитие. В основном это часть населения, чья экономическая деятельность связана с обслуживанием технологий, продукции и услуг, импортируемой из развитых стран, т. е. с той частью постиндустриальной экономики, которая покупается страной-рантье у других стран мира за счет ее сырьевых доходов.
Это и есть «креативный класс», который является сегментом среднего класса, но выделяется из него более высокими стандартами качества жизни и, следовательно, запросом на перемены.
Совершенно естественно, что элита государства-рантье видит в этом классе угрозу своему господствующему положению, обеспечивающему ей преимущества в присвоении ренты, но тормозящему развитие страны.
Поэтому во избежание социальных потрясений достижения часть этой ренты должна вкладываться в подавления любой неподконтрольной общественной активности, оппозиции и инициативы.
Цели сохранения неограниченной власти и связанных с ней ресурсов резко повышают ее запрос на консервативные ценности и идеологии, главным содержанием которых становится сопротивление модернизации путем противопоставления ей традиционных ценностей и институтов. Ведь, как известно, консерватизм очень эффективен в качестве охранительной идеологии, защищающий существующие порядки.
Здесь тоже напрашивается аналогия с нефтяными арабскими странами, в которых вызовам модернизации противопоставляется ислам в его в наиболее консервативном варианте.
Особую ценность для правящей элиты консерватизм имеет еще по той причине, что может отвлечь внимание общества от ее преступлений. Здесь уместно вспомнить известное выражение «патриотизм – последнее прибежище негодяя».
Речь в этом афоризме идет не о естественном чувстве любви к Родине, а о политической ценности, вокруг которой возбуждаются сильные эмоции. Если вы, например, коррупционер, то вам легче всего отвлечь внимание аудитории от этого неприятного обстоятельства, переключив ее внимание на темы, вызывающие такие эмоции. Поэтому вам выгодно разогреть свой патриотизм до накала ксенофобии и шовинизма.
5. Жупел «оранжевых революций»
Дополнительным импульсом, ускорившим окончательный разрыв путинского режима с курсом на модернизацию, послужили «оранжевые революции» в разных странах, но в первую очередь – на Украине в 2004 году, а митинги 2011-2012 годов в Москве показали, что в России такие сценарии тоже реальны.
В результате страх перед призраком «оранжевой революции» стал главным фактором эволюции режима.
С целью самосохранения власть усилила репрессии против оппозиции и развернула наступление на гражданские права и свободы. Началась открытая пропаганда против либеральных ценностей, был взят курс на открытую конфронтацию с Западом.
Поэтому в течение всех этих 10 лет в Кремле непрерывно разрабатывалась программа превентивных мер, упреждающих любые попытки свержения режима. В первую очередь, она включала в себя усиление репрессий против оппозиции, драконовские законы, направленные против гражданского общества, сворачивание прав и свобод и т.д.
В русле этой политики режим осуществил радикальный идеологический разворот к антизападному вектору и соответственно – к конфронтации с Западом.
В период президентства Медведева этот разворот был не остановлен, а только лишь прикрыт и слегка заторможен умеренно либеральной и модернизационной риторикой .
После возвращения Путина в президентское кресло власть с новой силой развернула наступление на оппозицию и гражданское общество, что в значительной мере было обусловлено страхом перед массовыми митингами в Москве.
6. Трансформация ценностей: консервативный тренд
Правящая элита не просто приняла реакционный консерватизм на вооружение как идеологию, она активно внедряет его в общественное сознание. Одновременно решается задача отвлечения внимание общества от наиболее острых проблем: коррупции, резкого социального расслоения, низкого качества государственных институтов и т. д.
Тут нет попытки выстроить какую-то логически связную систему. Из исторической традиции берется все, что способно разогревать антизападную ксенофобию и шовинизм.
Поддержка высокого градуса шовинистической истерии, несомненно, является одной из целей внешней политики. Весь 2014 год прошел под знаком консолидации российского государства и общества на борьбу с очередным Майданом на Украине.
Все это приводит к существенной трансформации массовых настроений и ценностных и установок.
Для того, чтобы получить о ней представление, я предлагаю использовать известную методологию уже цитировавшихся выше Инглхарта, Вельцеля и др., выработанную в ходе реализации в течение 20 лет масштабного проекта Всемирного обзора ценностей (ВОЦ), позволяющего сравнивать базовые ценностные установки жителей большинства стран мира.
Согласно их теории, в ходе индустриализации происходит переход от традиционной системы ценностей к более рациональной и менее связанной с религией (секуляризованной). При переходе же от индустриальной эпохи к постиндустриальной, основанной на экономике знаний, осуществляется отказ от т. н. «ценностей выживания» в пользу ценностей самовыражения, в центре которой стоит автономная творческая личность.
Несколько обобщая, можно утверждать, что ценности традиции и выживания, как правило, являются опорой консерватизма, а ценности рациональности и самовыражения создают основу либерального мировоззрения в широком смысле этого слова.
При переходе от аграрного общества к индустриальному судьба традиционных ценностей и установок может быть разной. В случае сравнительно быстрого роста благосостояния люди постепенно меняют свои базовые ориентации на более «либеральные».
В случае сохранения суровых условий жизни в ходе индустриализации, в обществе сохраняется приверженность «антилиберальным» ценностям, хотя они и приобретают более рациональный характер. Это происходит птому, что на первый план более настойчиво выдвигаются цели физического выживания и обеспечения безопасности.
Традиционный комплекс включает в себя еще и повышенный градус «национальной гордости» и ксенофобии, нетерпимости (например, к секс-меньшинствам), и напротив, пониженный уровень доверия к окружающим, находящимся за пределами семьи. Но самое главное в этом комплексе – некритическое доверие к власти, вытекающее из естественной для традиционной личности потребности делегировать ответственность за свою судьбу вышестоящим авторитетам (как божественным, так и человеческим).
В ходе индустриализации про жесткому варианту эти антилиберальные установки консервируются в несколько рационализированном и светском варианте, происходит их десакрализация. Например, ксенофобия переключается с иноверцев на лиц другой национальности, преданность власти – с ее божественного источника на личную «харизму» правителя и т.д.
Что же касается постиндустриального перехода, то в его рамках либеральному тренду альтернативы практически нет. Для информационного общества и экономики знаний ценности свободы выбора, автономии личности, ее ответственности за себя и окружающий социум являются основополагающими.
Соответственно, и в отношениях личности с властью имеют место существенные перемены. Если при переходе от традиционного общества к индустриальному происходит десакрализация власти, то при движении в сторону постиндустриального начинается эмансипация от нее.
Согласно международным опросам в рамках проекта ВОЦ, ценностный комплекс населения экс-коммуниситческих стран (в его усредненном виде) весьма сильно продвинулся от традиционных к секулярно-рациональным ценностям, т. е. по направлению перехода к индустриальному обществу, но очень незначительно – в «постиндустриальном» направлении, от ценностей самовыживания к ценностям самовыражения.
Довольно резкий отход от традиционных ценностей связан в первую очередь с атеизмом -официальной идеологией этих стран в 20 веке. При этом реалии индустриализации, урбанизации, роста образования и т. д. содействовали развитию рационалистической ментальности.
Рис. 1 Ценностные предпочтения населения разных стран мира в 2000 году
Сопоставив «культурную карту» 2000 и 2013 года, мы видим, что в ряде посткоммунистических стран произошел некоторый откат – обратно от секулярно-рациональных к традиционным ценностям, причем наиболее резким он является именно в России.
Рис. 2. То же по состоянию на 2013 г. Здесь видно «сползание» России по оси «традиционные» - «секулярно-рациональные» ценности с 1.0 до 0,5.
Ученые, реализующие проект ВОЦ, заметили эту «уникальность» нашей страны довольно давно. Тенденция «отката» к архаическим ценностным комплексам выделяет Россию не только в мировом контексте, но даже на фоне других посткоммунистических стран.
Рис. 3. Как видим по этому рисунку, РФ не просто отстает от общего и в целом либерального тренда мирового социо-культурного развития, а движется вспять от него.
Причины этого процесса, возможно, коренятся в том, что 1) в стране в результате провальных реформ прошла глубокая деиндустриализация, хотя при этом 2) даже не начался переход к требующей еще большей рационализации постиндустриальной «экономике знаний». Таким образом, род занятий большой доли занятого населения теперь меньше связан с рационально организованными технологическими процессами.
Несомненно также, что немалую роль сыграла и постепенная подмена идеологии правящей элиты, все больше поддерживающей ползучую клерикализацию общества. Поэтому на вопрос о «роли Бога в вашей жизни», ключевой для отнесения к традиционному типу личности, все больше россиян отвечает положительно.
7. Консервативная атака на общество
Особенность этого ценностного регресса в том, что он протекает при активной поддержке государства. Власть страны-рантье пытается приспособить структуры массового сознания к своим базовым потребностям, реанимируя в нем архаические комплексы, сформировавшиеся на предшествующих стадиях развития.
На основе этих комплексов активизируются такие крайне выгодные для власти настроения как "обостренное чувство национальной гордости" и "большее уважение к авторитету властей". В связи с этим традиционный комплекс включает механизм делегирования ответственности в пользу высшей инстанции, роль которой может играть Бог или авторитарный лидер.
Реставрация традиционной религии после многих десятилетий атеистической пропаганды достаточно проблематична. Поэтому она производится при неприкрытой поддержке государства весьма агрессивно клерикализма в образовании, публичном пространстве, через государственные СМИ и т. д. Такая клерикальная пропаганда ведет не к возрождению искренней религиозной веры, а к насаждению ее суррогата, в котором упор делается на внешнюю обрядность. При этом возникает феномен религиозности, не связанной с моралью.
Для традиционного комплекса характерны еще аполитичность, приоритет семьи перед более широкими "кругами доверия", что затрудняет создание структур гражданского общества.
Для комплекса "ценностей выживания" характерны ксенофобии и гомофобия, сексизм в отношении роли женщины в обществе, предпочтение государственной собственности частной и т.п. Нет безусловного приоритета ценностей демократии, а напротив есть склонность к поддержке сильного лидера с неограниченной властью. Респондент этого типа менее склонен к общественной активности, не любит подписывать петиции.
Этот беглый и выборочный перечень дает представление о том, что представляют собой ценности современного российского консерватизма.
С целью дискредитации либеральных ценностей используются компоненты архаических комплексов, вызывающие наиболее сильные массовые эмоции. В этом смысл гомофобской кампании в связи с принятием закона о запрете пропаганды гомосексуализма.
Такую "консервативную" политику можно сравнить с попыткой родителей вернуть взрослеющего ребенка в психологическое состояние подростка, для того чтобы удерживать его в повиновении, управляя известными и привычными им подростковыми комплексами. Но в процессе воспитания воспитателям самим приходится поневоле перестраивать свою психику на подростковый лад.
8. Последствия консервативного разворота
Последствия консервативного поворота для России весьма печальны. Не все из них сейчас очевидны. Но некоторые уже налицо.
8.1. Угроза территориальной экспансии
Я имею ввиду территориальную экспансию - аннексию Крыма и нынешние авантюры Кремля на востоке Украины.
Агрессивная пропаганда консервативных ценностей не может ограничиваться одними словами. Она должна подкрепляться какими-то делами. Для своего утверждения ценности нуждаются в активностях.
Поэтому у каждого идеологического проекта помимо ценностной составляющей должна быть какая-то одобряемая обществом практическая цель. У либерального проекта она в том, чтобы модернизировать страну, делая ее процветающей. У консервативного – цель в том, чтобы расширять страну территориально.
8.2. Угроза фашизма
В дополнение к этому надо сказать и о таком результате консервативной мобилизации как рост национализма, который является естественным следствием шовинистической ксенофобии. При этом национализм может принимать этническую форму, что взрывоопасно в такой многонациональной стране как РФ.
Не менее, чем перспектива нестабильности, мрачен и прогноз об усилении радикальных националистических направлений в российской политике. Власть, которая сегодня собирается решать свои текущие проблемы за счет пробуждения темных инстинктов толпы, рискует завтра сама стать жертвой этих же инстинктов, когда они выйдут из-под ее контроля и перейдут под контроль гораздо более жесткой силы.
8.3. Угроза человеческому капиталу
Если этих угроз и удастся избежать, то этого нельзя сказать о последствиях реакционного консерватизма для развития страны.
Сравнительное изучение взаимосвязи национальных культурных традиций с темпами экономического развития многих ученых привело к схожим выводам о том, что в этих традициях есть элементы, содействующие развитию и блокирующие его .
Успешная модернизация, как правило, связана не только с удачной экономической политикой, но и с преодолением блокирующих элементов традиции, среди которых особенно вредны нормы и установки, требующие подчинения авторитетам, подавляющие личную автономию и закрепощающие индивидуальную, в том числе предпринимательскую, инициативу.
В российской традиции таких блокирующих элементов немало и они препятствуют высвобождению совсем других потенций «русской души», которые как раз могли бы стать двигателем национального развития.
На эти потенции обращали внимание не только русские писатели (например, Лесков в рассказе «Левша»), но и зарубежные ученые.
Американский специалист по истории технологий Лорен Грэхем посвятил целую книгу одному уникальному парадоксу российской культуры. Он отмечает, что наш народ исключительно богат на таланты, причем не только художественные, но и научные и изобретательские. Но это изобилие талантов резко контрастирует с хронической отсталостью в развитии технологий. Талантов очень много, но еще больше барьеров на пути их развития и реализации, которые расставляет не только государство с его репрессивной подозрительностью к правам и свободам, но и общество, обремененное культурными традициями предубеждения к частной инициативе, предпринимательству и т.п.
Поэтому лампочка накаливания Яблочкова впервые осветила улицы не Москвы и СПб, а Парижа и Лондона, - и Грэхем приводит массу примеров подобного рода.
Получается так: в российской культуре есть очень крупная «заначка» для накопления человеческого капитала, позволяющая совершить прорыв в современную экономику знаний и основанное на ней постиндустриальное общество, но есть и прямо реакционные составляющие, которые наглухо блокируют эту возможность, и в 21 веке продолжают выталкивать «мозги» в другие страны в гораздо больших масштабах, чем они это делали в 19-м.
В результате для более развитых стран мы являемся безвозмездными донорами того самого «серого вещества», которое должно помочь нам самим догнать эти страны.
Заначка лежит в кубышке, из которой хозяин ее раздает окружающим – безвозмездно и без всякой пользы для самого себя.
Главное преступление реакционного консерватизма перед будущими поколениями россиян заключается именно в том, что он подавляет в нашем народе уникальные потенции развития, позволяющие России выдерживать конкуренцию с самыми передовыми странами современного и будущего мира.
Экономика знаний 21 века не терпит рабства и жесткой регламентации, подчинения давлению и принуждению, которые были в принципе совместимы со стратегиями индустриализации века 20-го. Постиндустриальное развитие требует индивидуализации труда работника, роста его самостоятельности, уровня автономии в принятии решений. Все это необходимо для усиления креативности его работы, без которой в экономике знаний невозможно повышение производительности труда и конкурентоспособности.
Консервативный проект препятствует такому развитию, а либеральный проект его требует и поддерживает.
Либерализм – это ключ к развитию России, а реакционный консерватизм – замок на ее модернизации.
9. Миссия либерализма
Историческая миссия либерализма заключается в том, чтобы послужить раскрепощению творческого потенциала российской нации, направить ее на созидательный путь развития, приносящий успех и процветание через возможности, открывающиеся благодаря гарантиям свободы и поддержке частной инициативы. Именно по этому прорывному пути были направлены великие реформы Александра II, к сожалению, не завершенные. И в этом смысле у российского либерализма есть своя историческая традиция, на которую можно и нужно ориентироваться.
Либеральная идея прокладывает для России кратчайший путь к современной экономике знаний, консервативный тренд заводит ее в лабиринт беспросветных блужданий, в которых страна окончательно потеряет время для преодоления отставания от лидеров мирового развития. С риском остаться в одном их темных тупиков этого лабиринта.
Для того, чтобы выполнить прорывную миссию, российским либералам предстоит сделать очень многое. Я обозначу только некоторые крупные задачи.
9.1 Реабилитация демократии
Надо продолжать и усиливать работу по реабилитации либеральных и демократических ценностей после дискредитации, которой они подверглись после реформ 90-х, когда эти ценности послужили прикрытием для разворовывания национальных богатств. При этом очевидно, что целый ряд подходов и постулатов Гайдара, Чубайса и др. имел нечто общее, скорее, с большевизмом, чем с либерализмом.
С этой же целью реабилитации надо разъяснять обществу, что олигархическая система, возникшая в результате неудачных реформ и процветающая в настоящее время, не имеет ничего общего с либерализмом, так как исключает либеральный принцип равенства возможностей. Эту несовместимость, кстати, олигархия «блестяще» доказала, когда в ходе своей трансформации полностью отбросила любые намеки на либеральные предпочтения и ударилась в реакционный консерватизм.
9.2. Работа с «креативным классом»
Еще одна важная задача заключается в том, чтобы активно работать с «креативным классом», у которого есть естественная склонность к стихийному либерализму, но в тоже время не выстроена система более или менее четких ориентиров. В результате отдельные представители этого класса и его социальные группы легко становятся жертвами дезориентирующих влияний.
У многих из них нет иммунитета к ксенофобии и национализму, а также ряду других направлений консервативной пропаганды. В тоже время в этой среде часто возникают соблазны решать политические проблемы через дестабилизацию государства, т. е. путем различных «революционных» сценариев.
Этим соблазнам либералы должны противопоставлять строго правовой и конституционный подход, демонстрируя тем самым абсолютную совместимость ценностей свободы и порядка, если последний основан на законе. С другой стороны, учитывая историю России, исключительно важно подчеркивать, что путем революции в нашей стране очень сложно прийти к свободному обществу, а гораздо легче – через хаос к новой диктатуре. Но еще легче революционными методами спровоцировать власть на очередное «закручивание гаек».
9.3. Формирование альтернативы
Политическая и экономическая система, сформированная в современной России, не может сохраниться на долгое время. Ее исторический крах неизбежен. Для того, чтобы вместе с ней не рухнула наша страна, необходимо уже сейчас активно предлагать российскому народу альтернативу этой системе.
Мы ясно отдаем себе отчет в том, что в настоящее время либеральные ценности и подходы к политике не разделяются большинством населения России. Но мы даже в самой недавней истории становились свидетелями того, как быстро меняются идеологические тренды.
Путинский режим уже практически исчерпал кредит доверия общества. Попытки удержать популярность за счет геополитических авантюр требуют огромных ресурсов, которые тоже находятся на грани исчерпания.
Неспособная решать ни одну из жизненно важных задач страны, путинская система скоро окажется в том же положении, что и советская система в середине 80-х годов прошлого века.
Вот тогда-то и встанет во весь рост вопрос об альтернативе. В конце 80-х – начале 90-х другой альтернативы, кроме либеральной, не было. В настоящее время эта альтернатива появилась в виде агрессивного национализма, порожденного тем самым консервативным трендом, о котором шла речь выше. Ее победа либо возобладание в российском обществе несет в себе угрозу хаоса и разрушения государственности нашей страны.
Выживание России как целостного государства, способного конкурировать в современном мире, может быть связано только с либеральной альтернативой, лежащей в основе европейского вектора развития. Либо на следующем историческом этапе Россия станет европейской, либо не станет ее самой.
10. Нить Ариадны
Не надо сильно переживать по поводу того, что сегодня либералы находятся в меньшинстве. Сегодня их роль для российского общества можно уподобить той, которую сыграла Ариадна в древнегреческом мифе. Она предложила Ясону нить, которая вывела его из лабиринта Минотавра.
Нить это нечто тонкое, но последовательное. Ее трудно нащупать и легко порвать. Но все эти слабости перекрываются одним огромным преимуществом: без нее нельзя выбраться из лабиринта.
