Я считаю сегодняшнее обсуждение очень серьезным, важным и нужным. Мне, конечно, хотелось бы сказать немало о важных идеях, которые звучали в ходе конференции. И о древнем периоде развития России, и об общине, и ее роли, и о многом другом.
Но мое выступление будет ответом на вопросы, которые только что поставил Юрий Николаевич Афанасьев. Потому что многие из тем, которые он задал очень важны, но если на этом остановиться, так, как он все это сформулировал, то дальше, вряд ли есть смысл что-нибудь рассказывать о партии «ЯБЛОКО». Поэтому я постараюсь сказать немного о другом.
Хочу поделиться с вами мыслями по трем основным вопросам. Первый – о связи истории и политики. Второй – что происходит, если между историей и политикой происходит разрыв? И третий – что с этим делать?
Я начинаю с первого вопроса – связь истории и политики. Часто говорят, что, анализируя историю, аналогии для политики неприемлемы, и, возможно, это так и есть.
Но что для политики имеет принципиальное значение - непременное стремление к пониманию исторических смыслов и механизмов развития, которые нам предоставляет история. Следовательно, и трендов. В чем был смысл тех или иных событий, почему они случились, как они развивались, какие были механизмы движения, и куда это вело.
Например, 1917 год. Если говорить о смыслах, то это был антигосударственный большевистский переворот, как бы его сейчас назвали, террористический. Если говорить не о смыслах, а, скажем, о некоторых утопиях, формах или трактовках, тогда это можно называть социальной революцией или какими то другими высокими названиями.
Поэтому так важно определиться очень точно. В этом смысле политика является, продолжением, другим измерением, объемным представлением истории. Не случайно Ключевский это так определил: « Политика должна быть не более и не менее, как прикладной историей. Теперь - пишет Ключевский, она не более, как отрицание истории и не менее, как ее искажение». Это чрезвычайно важное определение.
Дальше, когда происходит разрыв между политикой и историей, начинается кризис. В наших условиях кризис этот имеет два измерения. Это кризис самоидентификации, когда огромная страна персонально, по группам, по регионам, в целом, как государство не может ответить на главные вопросы – кто мы, куда мы идем, каков путь, который мы прошли, что такое русское современное для 21-го века или российское государство, что такое для нас современная государственность?
Эти разрывы приводят к очень глубоким кризисным явлениям – и с точки зрения федеративного устройства страны, и с точки зрения самосознания, самопонимания, самоидентификации. Этот кризис, и вытекающее отсюда следствия, очень ощущаемы. Его ощущают руководители страны, и те, кто считают себя руководителями, так называемая, номенклатура, его ощущают элиты. У них возникает задача – как прикрыть этот разрыв, как решить задачу вот этого кризиса самоидентификации. Здесь вступает в действие то, что можно назвать современным политическим постмодерном. А это, что значит? Смешение несоединяемого, отказ от всех смыслов, от анализа всех механизмов развития истории, причин и следствий, и сознательное культивирование имитаций и невежества в этом вопросе.
Например, когда у страны императорский герб, советский гимн и торгово-демократический флаг. А теперь еще хотят сделать это в виде единого учебника, то есть заставить всех думать, что только так и надо, и вообще, ничего больше другого не может существовать. Зачем?
Затем, чтобы таким способом закрыть главную проблему, которая вытекает из этого разрыва. А главная проблема – это нелегитимность.
Нелегитимность существует, начиная с государственного переворота 1917-18 годов. Она все больше и больше становится очевидной. Она могла быть терпимой, когда речь шла о советской системе, отрицавшей всю историческую преемственность, но она становится совершенно нетерпимой, когда мы говорим, что мы создаем правовое государство. А как же можно строить правовое государство на основе государственного переворота и террора, который за этим последовал? Это - невозможно.
Следовательно, нужно создать некую имитацию. Это - прикрытие нелегитимности, выражающееся в крайней неуверенности в себе, в большой личной пустоте.
И поэтому вся история начальству и номенклатуре представляется как процесс бесконечного поиска побед. Хотя всем понятно, что важнее всего относиться к истории как к пониманию причин поражений.
Чем лучше ты понимаешь причины поражений, тем больше шансов, что ты их не повторишь. Этот анализ, если бы он существовал, объяснил бы, что невозможно построить новое государство, или невозможно выйти из всех тех проблем о которых говорил Юрий Николаевич Афанасьев, или почти из всех тех проблем, на основе того, что у нас сложилось, и этого желания связать все в единую цепочку – абсолютно несводимые вместе этапы истории. Умиротворить их, и сказать, что все это наша история.
Возникает вопрос: как это преодолевать? Преодолевать это придется на основе восстановления преемственности. И только в связи с восстановлением преемственности удастся начать решать проблему самоидентификации. Но преемственности не с каким-то там гламуром, не с какой – то конфетно-бараночной картинкой, с этими униформами и торжественным провозглашением появления Президента Российской Федерации. А преемственности с тем, что было опорными точками в развитии России, с объяснением того, почему эти опорные точки, не сыграли решающей положительной роли. Преемственности, например, с отменой крепостного права, пусть поздно, но без гражданской войны, или с Великими Реформами, или с тем, что, сегодня трудно даже себе представить, провести выборы в Учредительное Собрание в семнадцатом году во время Первой Мировой войны, когда часть Украины была оккупирована немцами, в которых приняло участие больше сорока миллионов человек, и нет ни одного исторического источника, который бы подставил под сомнение честность этих выборов. Собственно потому что большевики проиграли эти выборы, они потом устроили террористический государственный переворот. А говоря о тех либералах, о которых здесь сегодня говорил Алексей Кара-Мурза, они действительно не справились с удержанием государственной власти, но они ничего в России не украли. Не кажется ли вам это удивительным по сравнению с теми, кто сегодня называет себя "либералами".
Эта преемственность потребует дать оценку и преодолеть большевизм и сталинизм. Без преодоления, и без честной оценки большевизма и сталинизма невозможно установить никакую преемственность.
И в третьих – без той дискуссии, которую сегодня начал Юрий Николаевич Афанасьев о том, что представляли собой с этой точки зрения девяностые годы, тоже невозможно двинутся ни на шаг вперед. И надо не забывать, что сказал известный российский историк Андрей Борисович Зубов, что перед Россией в двадцатом веке было два смертельных преступления – госпереворот 1917-го года и квазиприватизация 90-х годов, когда перечеркнули все правовые основания собственности на весь оставшийся период. Это все и есть самые главные вопросы, через которые нужно осуществлять эту преемственность.
Для чего все это нужно? А это все для того, чтобы на основе этой преемственности совершить акт исторической, огромной важности переоснования Российского государства после неестественного трагического советского периода.
Переоснование - это создание современного государства. И такое в нашей истории было. В 1613 году после Смуты. Но тогда Смута длилась 20 лет, а теперь она длится сто лет. Но смыслы - те же. Это не вопрос наказания или проведения каких-то трибуналов, это объективно необходимый для нас процесс. Тогда мы сможем ответить на очень многие вопросы, на которые сегодня ответить невозможно. Никто не хочет на них отвечать.
Все, что происходило в советский период, все события, самые трагические, будут иметь ясное, логичное, внятное объяснение того, что произошло. Одним из этапов установления преемственности и переоснования государства является все, что связано с Учредительным Собранием. И это будет формальный акт преемственности и связи с тем Учредительным Собранием, которое было разгромлено, разогнано, расстреляно. Все историки знают, что многих объявили врагами и арестовали еще до начала этого собрания, – всех ключевых людей, а часть потом убили - поэтому оно выглядело таким беспомощным.
Это - альтернатива развития, и альтернатива попытке сложить исторический пазл в голове у людей, все больше и больше углубляющий кризис самоидентификации.
Ну, и последнее –все это является важной стратегической линией, на которой вполне можно формировать российское политическое демократическое движение. Вот он - фундамент для формирования современного российского политического демократического движения, с такими конкретно целями. Не вокруг того, кто заменит министров президента Путина, и даже не вокруг того, кто заменит его самого. Система ведь от этого не изменится. Вопрос не в том, чтобы заменить отдельных персон. Вопрос в том, чтобы поменять всю систему.
Понимая это и считая своей главной задачей, как и большевики - удержание власти и только это, власть рождает все эти идеи – про единые учебники, про одно и тоже толкование истории, про нежелание обратить свое внимание на самые сложные, самые противоречивые этапы истории нашей страны.
Есть, конечно, разные точки зрения, но моя точка зрения и моих товарищей, заключается отнюдь не в том, что российский народ какой-то не такой. Российский народ ровно такой же, как и все образованные народы мира – не лучше, и не хуже.
А вот с элитой у нас абсолютна катастрофа. У нас нет элиты, у нас есть номенклатура. А раз у нас нет элиты, то народ без возможности, чтобы его кто-то вел. А раз нет этой возможности, у него драматическое положение. Он ведь так голосует, как голосует, не потому, что, как говорят некоторые, «современные либералы», что нужно ввести ценз – вот людям с таким достатком можно голосовать, а с таким - нет.
Он так голосует, потому что он альтернативы не видит, потому что он ничего другого не видит. А альтернатива чрезвычайно нужна, причем фундаментальная, опирающаяся на те самые глубокие основания того, что происходит сегодня в России и понимание нашей столетней истории.
Тогда оппозиция действительно сможет иметь перспективу.
