Вступление российских ВВС в воздушную войну в Сирии вызывает много вопросов.
Первый и самый главный — какова истинная цель путинских операций: борьба с терроризмом или защита Асада под прикрытием борьбы с терроризмом?
В Сирии сейчас воюют друг с другом минимум пять группировок: правительственная армия Асада, умеренная оппозиция — т.н. свободная сирийская армия, ИГИЛ, Джабхат ан-Нусра, соперничающая с ИГИЛ, курды. Конечно, в сложившихся условиях ставить цель свергнуть Асада было бы безумием.
Но ставить целью защиту его режима — безумие нисколько не меньшее. Ведь это означает — ввязаться в гражданскую войну в чужой стране на одной из сторон. Самый худший вариант из всех возможных.
Это нечто напоминающее сценарий советской войны в Афганистане, закончившейся известно чем.
Участвуя в гражданской войне на стороне Асада, мы будем воевать не только с ИГИЛ, но и с солдатами неисламской оппозиции, пытаясь навязать сирийцам их будущее.
Второй вопрос, не менее важный: собирается ли российское военное руководство координировать свои действия с коалицией стран, воюющих против террористов ИГИЛ?
Так как нет ответа на первый вопрос, отсутствует он и на второй. Если сами цели нашего участия в конфликте не понятны, то и возможность координации действий находится под большим сомнением. Наряду с риском непреднамеренного столкновения с силами коалиции, это означает в пустую потраченные огромные средства — в лучшем случае, а в худшем — бессмысленную гибель наших военных.
Разгорание мирового конфликта тоже весьма вероятно. Если наши самолеты будут бомбить сирийскую оппозицию, то ее придется защищать союзникам. А это означает воевать не только с Западом, но и с его ближневосточными союзниками. И усилением международных санкций в этом случае дело может не ограничиться.
Третий вопрос — понимает ли российское руководство, что вступая в войну на стороне Асада, мы ставим под угрозу резкого обострения наши отношения со странами Ближнего Востока (Турция, Саудовская Аравия, Катар и другие), что влечет за собой серьезные геополитические и экономические последствия — от проекта газопровода с Турцией до нефтяного ценообразования.
Наконец, последний вопрос: вступая в войну всех против всех, с неочевидными целями и перспективами, готовы ли наши спецслужбы к отражению террористических и диверсионных атак? Независимо от того, кто будет атаковать: ИГИЛ или кавказские ваххабиты на деньги разозленных арабов.
Между тем и проблемы в дальнем южном подбрюшье Таджикистане и Афганистане уже начинают вызывать серьезную тревогу.
В условиях отсутствия внятных ответов на эти вопросы можно смело констатировать, что началась очередная геополитическая авантюра по отвлечению внимания российского общества от внутренних проблем — в первую очередь экономических.
Те аналитики, которые предсказывали новые военные вторжения после Крыма и Донбасса, ошиблись только географически: вторглись не в новые регионы Украины и Приднестровье, а гораздо южнее.
Вторглись вроде бы под благими предлогами и типа с минимальными шансами потерь. Но у войны, как известно, своя логика, не оставляющая порой камня на камне от запланированных стратегий, а подчас даже и от самих стратегов.
