Нисхождение
Развивавшиеся политические процессы -до потрясений середины XVII в.
- как будто подтверждали многие шляхетские иллюзии. По мере ослабления
королевской власти и сужения функций вальных сеймов и генеральшах сеймиков
реальная политическая жизнь все больше смещалась на периферию. Новые привилегии
получили земские поветовые сеймики: право выбора депутатов в высший апелляционный
суд ВКЛ - Трибунал, кандидатов на земские судебные должности, право самоуправления
в решении хозяйственных проблем и др. На местном и региональном уровне
власть панов, магнатов, использующих в своих целях зависимых от них клиентов,
мелкую служебную, часто безземельную, шляхту, стала почти безраздельной.
Поветовые сеймики принимали. как правило, выгодные магнатской олигархии
решения, выдвигали на вальные коронные сеймы нужных людей, выбирали свою
поветовую администрацию.
Возрастание роли поветовых послов и гиперболизация шляхетского права
единомыслия и равенства в середине XVII в. привели к законодательному оформлению
принципа liberum veto, чем широко пользовались магнаты и различные политические
клики. Многие вальные сеймы второй половины XVII - середины XVIII в. разошлись
без каких-либо решений. В сложившейся системе права просматриваются новые
тенденции, свидетельствующие об эрозии толерантности и стремлении шляхты
к окончательному утверждению католицизма как господствующей государственной
религии и единой конфессиональной основы шляхетской демократии. С конца
60-х годов XVII в. сеймовые конституции обязывают всех будущих претендентов
на королевский престол официально объявлять о своем католическом вероисповедании.
Генеральная конфедерация 1696 г. не только подтвердила это решение избирать
только католика - «а не другой, не дай Бог, религии», но и дополнила его
обязательством одновременно сохранять права и привилегии католической и
униатской церквей: "jura et privilegia Oi-thodoxae Romano-Catholicae, et
ritus Graeci Unitorum Ecclesiae" (43)
В общественно-политической мысли конца XVII - первой половины XVIII
в. превалируют представления о незыблемости кардинальных прав шляхты. Конституция
1669 г. гласила, что всякие изменения в государственном строе РП не могут
не сопровождаться великими потрясениями и «революциями» и потому запрещаются.
Острую публичную критику вызвала конституция 1690 г., в которой неосторожно
упоминалась «меньшая шляхта». Сейм 1699 г. решительно отверг подобную констатацию,
подрывающую устоявшиеся представления о равенстве всей шляхты, и с согласия
сеймующих станов такие высказывания были запрещены навечно (44).
С завершением процесса формирования сословно-представительной монархии,
ограничением верховной власти и закреплением прав, привилегий и вольностей
шляхты в законодательстве и в практике общественной жизни верховная власть
и ее центральные институты, не исключая вальный коронный сейм и конвокации
ВКЛ, утратили прежнее значение. Внешне почти полностью сохранился старый
порядок и декорум. Бальные сеймы по-прежнему назывались главным стражем
шляхетских вольностей. Сенаторы и шляхетские послы торжественно представлялись
королю и сеймовой братии, произносили высокие речи о вольностях и Отечестве,
но реально мало кто участвовал в значащих сеймовых баталиях. Этим охотно
занимались лишь профессиональные политики, диспутанты, лоббирующие интересы
своих патронов или политических группировок, купленные послы, иногда явные
любители посветиться.
Общий правовой и политический уровень шляхты был высоким, но преобладали
частные, групповые, персональные интересы. Почти все внутренние проблемы,
грозившие ослаблением РП и ее гибелью, были достаточно известны, но для
их решения ничего не делалось. Когда вальному сейму 1701-1702 гг. был предложен
проект о предоставлении большей власти королю в ВКЛ, под которым могли
бы подписаться многие будущие реформаторы, он был расценен как провокация
(что, впрочем, отвечало действительности) (45). Роль вальных сеймов, так
же как конвокации, шляхетских конфедераций, рокошей, порой стремительно
возрастала, но эта активизация была связана с редкими фазами усиления реформаторских
или, напротив, консервативных тенденций и иногда с чрезвычайным обострением
внутри- и внешнеполитических условий (например, во время «домовой» войны
Сапег с другими магнатскими группировками в конце XVII - начале XVIII в.).
Шляхетская демократия, несмотря на свой сословный характер, оказала
позитивное воздействие и на развитие правового и политического создания
и эмансипацию городских слоев, наиболее активной части мещанства. То исключительное
значение, которое придавалось земскому и шляхетскому праву, позволяло и
посполитому люду в определенной мере использовать его в своих целях: добиваться
привилеев на магдебургское право, организацию цеховых и купеческих объединений,
ограничения феодальных юридик в городах, повинностей и т. д. Впервые в
истории Беларуси и Украины представители братств, объединявших с конца
XVI в. главным образом православных мещан крупных городов и местечек, практически
выдвинули общую программу политических и этноконфессиональных требований.
Выступая от имени «всей Руси старожитной грецкой релей», братства постоянно
ссылались на законы ВКЛ и РП, использовали институт шляхетских поветовых
послов, неофициально участвовали в подготовке некоторых сеймовых выступлений
и конституционных проектов по церковно-религиозным проблемам. Один из протекторов
виленского Свято-духовского братства троцкий подкоморий Богдан Огинский,
активно участвовавший в сеймовых спорах, заслужил прозвище «русина» (46).
Заметно опосредованное участие братств в известном шляхетско-магнатском
рокоше М. Зебжидовского 1606 г. К генеральной варшавской конвокации 1632
г. Виленское братство подготовило несколько историко-юридических изданий
- «наподобие русских старовечных хроник», предназначенных для воеводских
и поветовых послов ВКЛ и всего Сената: «Synopsis, albo Krotkie spisanie
praw, przywilejow, swiebod i wolnosci... Przezacnemu starowiecznemu narodowi
Ruskiemu...» и в дополнение «SlipplementLim Sinopsis» (47). В обоих изданиях
излагаются права и привилегии «стародавнего руского народа» с Никейского
собора 325 г. по 1632 г., восхваляется «золотая вольность» доуниатского
периода, упоминаются королевские привилеи, печатные сеймовые конституции
конца XVI - начала XVII в., акт Варшавской конфедерации 1573 г. Униатские
публицисты также приурочили к сейму свое издание: «Prawa у Przywileje od
najasniejszych Krolow Ich Mosciow Polskich у W.X.L. nadane obywatelom...
w iednosci z S. Kosciolem Rzymskim bedacym» (Вильна, 1632).
Отличие униатов от их оппонентов состояло в том, что на первом этапе
утверждения унии-в конце XVI - начале XVII в. - основными ее идеологами
и организаторами были представители высшей духовной иерархии. В православных
братствах явственнее ощущалась их связь с мещанской, ремесленной средой,
простым «грубым поспольством», тем более что православное духовенство до
начала 30-х годов XVII в. официально не исполняло своих функций.
Характерно, что в первые годы после Брестской унии 1596 г. социальный
статус униатской шляхты и духовенства казался многим из них важнее прежних
этноконфессиональных связей. Отвечая на полемическое издание Виленского
братства, отмеченное новыми социальными акцентами - «не вера превращает
русина в русина, поляка в поляка, литовца в литовца, а происхождение и
кровь руская, польская и литовская», униатские полемисты восприняли это
как публичное оскорбле-ние «шляхетской древности»: «ибо что за общая кровь
наша шляхетская с плебеями? Что за породнение с хлопством? Взываете к единству
по крови, ровняетесь старожитным фамилиям руским. но предки вашей Руси
были (людьми) простыми...» (48). Анонимный автор «Эленхуса» 1622 г. (Мелетий
Смотрицкий) привел более сильные аргументы: «Мы монахи, шляхта, плебеи
- одно в Христе Господе. И варвар у нас, и скиф, и грек, и жидовин... О
том, однако, прежде всего стараемся, без чего шляхта ничто - «stercus est»
(навоз), т. е. о духовном спасении» (49).
По-своему пыталось приспособиться к шляхетским порядкам РП и крестьянство
Беларуси и Литвы. Судя по сохранившимся источникам, немало крепостных крестьян
прибилось в город, проникло в разряд похожих (вольных) людей, служивого
боярства, даже шляхты. По примеру шляхты многие сельские общины стали хранить
и предъявлять при надобности судебные, раздельные, продажные, заставные
листы, комиссарские акты о разграничении владений и другие подобные документы,
позволявшие подтвердить их традиционные права и обязанности. Отношение
властей к господарским крестьянам было нередко достаточно «уважительным».
«Всегда подданным господарским больше веры», - утверждал Остафий Волович
во время крупной ревизии гос-иодарских пущ во второй половине XVI в.(50)
В 1590 г. «похожий» крестьянин Герасим Львович вступил в спор с бывшим
своим владельцем, судьей (!) Иваном Быковским: «Беглецом меня. ваша милость,
назвать нельзя. Пристойно от вашей милости отстал, а есмли б сбежал, знали
б об этом и власти и соседи. И нынешний Статут для того мало пригоден и
вашей милости бесполезен, так как я от вашьмости отстал при старом Статуте»
1566 г.(51). Не много сегодняшних крестьян так знают действующий в стране
кодекс. Ссылки на Статуты и публично-правовые и приватные акты встречаются
и в других судебных процессах с участием сельских общин, крестьян, горожан
и прочего посполитого люда. И хотя оборотной стороной кардинальных прав
шляхты, ее золотых вольностей была, естественно, ее власть над зависимым
людом, что нередко влекло за собой разные формы социального протеста, чаще
всего бегство в другие владения, но может быть не случайно все же ВКЛ никогда
не знало крестьянских войн и волнений, равных пугачевщине или разинщине.
В XVIII в. во внутренние дела Польши и ВКЛ все более активно вмешиваются
соседние державы, заинтересованные в сохранении слабой РП. Большинство
робких попыток преобразовать и усовершенствовать государственный строй
или сводились к зеркальной шлифовке окостеневшей системы, или не достигали
своих целей.
Крупную козырную карту разыграл Петр I на завершающем этапе Северной
войны. По условиям мирного договора абсолютистская имперская Россия стала
гарантом государственного строя шляхетской демократии, обывательских прав,
вольностей. Немой сейм 1717 г. принял рекомендации русских властей при
полном безмолвии присутствовавших. Численность войск РП была ограничена
24 тыс. (18 тыс. для Короны, 6200 для ВКЛ). что больше, конечно, подходило
для дворцовых парадов. Австрия и Пруссия имели примерно по 100 тыс., Россия
-около 300 тыс.(52) Сторонникам обновленческих реформ, активных политических
действий указали на их место.
Только в последней трети XVIII в. складываются общественно-политические
условия для осуществления крупных и реалистичных реформ государственного
строя в духе европейского Просвещения, преобразования его в конституционную
монархию под общим «верховенством народа». Принимается знаменитая майская
Конституция 1791 г.. развивается национально-освободительное движение.
Но это время быстро прогрессирующего внешнеполитического коллапса, разделов
Речи Посполитой насильственной ликвидации ее государственности.
|