Но такой страны уже нет. Южная граница передвинулась от Кушки на тысячи километров на север. Белгородская область стала южным приграничьем. Географический центр России оказался за Полярным кругом. Мы вернулись к истокам и стали воистину северной страной. Какой нас всегда воспринимали в мире. И какой мы как-то стеснялись быть, принимая высоких гостей все больше в Крыму или в Пицунде, пытаясь состязаться с Гавайями и Канарскими островами. Но шапка-ушанка подходит нам больше, и, как выяснилось, в ней тепло и удобно даже в космосе. Так же тепло и удобно мы должны и можем жить на своей северной родине.

Для такой достойной жизни есть все объективные условия, и тысячелетний жизненный опыт наших предков это подтверждает.

“Не нужен нам берег турецкий, и Африка нам не нужна”, – в крайнем случае туда можно совершить турпоездку, Но жить мы всегда стремились дома.

Но можно ли обеспечить себе достойную жизнь в этой кажущейся безмолвной ледяной пустыне? Мы говорим – можно!
 

Безлюдная окраина для ссылки вольнодумцев, удобный ядерный полигон, экзотика для пресытившихся “новых русских”? На самом деле – это основная территория государства, занимающая свыше 200 млн. кв. км (!), т. е. 64% площади страны. На ней проживают около 12 млн. чел, всего лишь 8% населения России, и в этом отношении Север является глобальным экологическим и стратегическим резервом не только России, но и всей планеты Земля с ее расширяющимся народонаселением. В первую очередь это будущее жизненное пространство для наших внуков и правнуков, которые явно захотят и сумеют жить свободнее и просторнее на своей обустроенной территории. Это сегодня мы считаем естественным и неизбежным злом коммунальные квартиры и радуемся тесным, по собственным клетушкам в многоэтажных каменных муравейниках. Мы гордимся своими шестью сотками в дачном кооперативе, точно зная по запаху, что готовят у соседа на воскресный обед. Но люди не всегда так жили и не должны так жить: они имеют право на свой дом и свою землю, свою березку под окном и свой пруд, они имеют право на тишину и уединение. Россия, как немногие другие страны в мире, имеет возможность дать такую свободную и просторную жизнь своим гражданам, и эта возможность – ее необозримый Север.

Сегодня на территориях Крайнего Севера и приравненных к ним местностях разложены 28 республик, краев, областей и автономных округов. Это треть субъектов Российской Федерации, третья часть членов Совета Федерации и 40 депутатов Государственной Думы РФ, имеющих право принимать законодательные решения. В недрах северных территорий, включая арктические моря, сосредоточены огромные запасы минерально-сырьевых ресурсов планеты. По оценкам экспертов ООН, они составляют 1/6–1/7 часть всех мировых запасов. Прежде всего это топливо – энергетические ресурсы: нефть и газ. Они оцениваются более чем в 100 млрд. тонн в нефтяном эквиваленте. Для наглядного представления этой величины достаточно сказать, что при годовой добыче нефти в 20 млн. тонн (1987 г.) только этих запасов хватит на 500 (!) лет. В целом прогнозные ресурсы углеводородного и минерального сырья на Севере превышают 70–90% общероссийских.

Именно поэтому энергетический потенциал Северо-Запада России так притягателен для стран Европейского Союза, заботящихся о своем энергетическом будущем. Помимо нефти и газа на Севере сосредоточены уникальные запасы и прогнозные ресурсы меди, никеля, кобальта, олова, платиноидов, фосфора, редких металлов и редкоземельных элементов, золота, алмазов, вольфрама, ртути, черных металлов, оптического сырья и поделочных камней. На Новой Земле расположено уникальное полиметаллическое месторождение, прогнозные ресурсы которого составляют 10 млн. т свинца и цинка, сотни тонн серебра.

Совершенно очевидно, что развитие экономики России, да и мировое экономическое развитие, ориентированы на Север. К тому же здесь, помимо запасов недр, сосредоточены и основные возобновляемые ресурсы России: лес, рыба, пушнина; именно здесь пасутся миллионные стада северного оленя – основа жизни коренных народов Севера.

Уже сейчас эксплуатация большинства добываемых на Севере полезных ископаемых и возобновляемых ресурсов дает около 20% объемов промышленного производства страны. Здесь собираются 1/4 часть налоговых и около 60% валютных поступлений. Север – совсем не бедная окраина и тяжелая бесполезная ноша для страны. Даже в труднейших условиях падения промышленного производства в последние годы северные субъекты федерации перечислили в федеральный бюджет за 1995–1998 годы вчетверо больше, чем получили из него в виде различных дотаций, субвенций, финансовых перечислений для различных федеральных целевых программ.

Север был и остается важнейшим стратегическим и геополитическим регионом страны. В последние годы его роль в этом смысле только возросла. Почему? Прежде всего потому, что на Севере мы имеем единственный полностью открытый и кратчайший выход в мировой океан. Выход из Балтийского моря нам закрыт, через Кильский канал не поведешь атомные субмарины. Через Босфор, мимо турецких пушек натовской принадлежности, – тем более, да и Черноморский флот практически потерял стратегическое значение. Япония и Южная Корея, военно-морские силы США зорко стерегут малейшие передвижения нашего Тихоокеанского флота. При этом Азиатско-тихоокеанский регион все-таки не является приоритетной зоной наших интересов. Другое дело – северные арктические моря, прибрежный шельф. Здесь клубок взаимных экономических и военных интересов, здесь “кухня погоды”, здесь непосредственная граница с НАТО. Именно поэтому в регионе сосредоточена сегодня основная и будет базироваться вся группировка морских стратегических ядерных сил России.

Здесь протянулся важнейший евроазиатский транспортный коридор – Северный морской путь с незамерзающими портами на Кольском побережье. Если смотреть на глобус, а не на карту, ясно видишь, насколько – практически вдвое – короче морские и воздушные пути между Европой и Азией, Америкой и Азией через Северный полюс и полярные акватории. Северный морской путь, хорошо освоенный нами, обеспеченный гидрографическим и метеорологическим сопровождением, мощным атомным ледокольным флотом может быть существенным источником доходов для страны и важнейшим каналом оживления жизнедеятельности на арктических территориях. Именно поэтому у ряда государств возникают притязания на интернационализацию этой магистрали. И именно поэтому, в частности, Россия должна четко определить и защитить свои права на международном уровне по использованию Северного морского пути как национальной транспортной коммуникации.

Геополитические интересы России как одного из арктических государств определяются тем, что самый крупный арктический сектор является российским. Одновременно в центральной части Арктики находится обширная околополюсная область за пределами национальной юрисдикции пяти прибрежных арктических государств – России, Канады, США, Норвегии, Дании. В недрах этого покрытого льдом района прогнозируют крупные запасы углеводородов. При современном техническом развитии они недоступны, но завтра могут представить значительный интерес для всех стран с высокоразвитыми технологиями, в т. ч. и для неарктических. Поэтому целесообразно придать центральным районам Арктики особый статус, выгодный для арктических государств, и в первую очередь для России. Это требует серьезнейшей внешнеполитической работы и еще больше усиливает необходимость российского присутствия в Арктике и настоящего освоения северных территорий. Чтобы ни у кого не возникло сомнений, что полярный бассейн – зона жизненно важных интересов России.

К сожалению, сегодня мы уступаем Западу даже в сфере обозначения интересов в этой области. Европейский Союз после вступления в него Финляндии и Швеции провозгласил “северное измерение” одним из главных направлений своей экономической и социальной политики. Безусловно, это объясняется прежде всего возрастающей зависимостью ЕС от импорта энергоносителей, в первую очередь газа. С 1 июля 1999 г. Финляндия стала председательствовать в ЕС и совершенно явно будет активизировать работу по привлечению на северо-запад Европы, включая Россию, инвестиций сообщества, а их ожидаемый объем в “северное измерение” до 2020 года оценивается в 80 млрд. евро. Россия, используя свой наиболее весомый энергетический потенциал, должна стимулировать использование этих инвестиций не на сырьевое а на технологическое развитие национальной экономики.

Очень велико и научное значение Арктики как для решения задач фундаментальной науки, так и для научного и научно-оперативного обеспечения хозяйственной и оборонной деятельности в этом регионе. Здесь, к сожалению, мы, ранее обладая несомненным приоритетом, значительно ослабили свои позиции из-за недостаточного финансирования отечественной науки. Тем не менее, обладая мощными научными и научно-педагогическими центрами на севере России, такими как Кольский научный центр Российской академии наук, мы еще долгое время сможем опережать многие страны Арктики в грамотном освоении ее областей. 

И, наконец, Север является природной средой обитания коренных малочисленных народов, составляющих необходимую часть российского населения. 30 различных народов численностью около 200 тыс. человек, составляют всего 1,7% населения России. Но потеря любого из них – это невозвратимая утрата всего человечества. Промышленная экспансия и специфическая национальная политика поставили эти народы в трудные условия физического выживания. Сегодня необходимы условия для постепенного их вхождения в современные активные виды деятельности, прежде всего на базе возрождения и сохранения традиционных отраслей хозяйства и промыслов, традиционного образа жизни.

Но коренными на Севере являются не только малочисленные народы. Значительные по численности национальности образуют национальные республики и округа. Кроме них, издавна на побережье Белого и Баренцева морей живут русские первопроходцы – поморы. В устьях великих сибирских рек основывались казачьи сторожевые остроги и торговые порты. Уже в четвертом поколении работают на заполярных производствах потомки первых “спецпереселенцев”, “вербованных” и направленных “по распределению” советских молодых специалистов. Многие из них любят эту землю как свою единственную родину и хотели бы всегда жить именно здесь. Но нормальной достойной жизнью. Ностальгия – это ведь не только об уехавших в Штаты. Важно иметь право и возможность не только уехать, но и вернуться. Сегодня такой возможности у большинства северян нет. Моя бабушка поехала умирать в свой столетний деревянный дом на побережье Белого моря, потому что это была ее малая родина. Как горько жить тем, кто в своей стране не в состоянии вернуться на землю предков, чтобы обрести вечный покой среди родных могил. И Север необходим многим россиянам не только потому, что является кладовой природы и местом высоких (в прошлом) заработков, но и просто потому, что это – их Родина. А Родину принято любить и обустраивать.
 

Почему мы позволяем себе жить иначе? Прежде всего потому, что отделяем себя от страны, города, поселка, подъезда, считая организацию жизни за пределами своей семьи чьей-то чужой обязанностью: обязанностью власти, партии, соседей, учителей, воспитателей и т. д. Во-вторых потому, что в плохо организованной нами стране никак не можем наладить экономику, работаем неэффективно и непроизводительно. В 1998 году в 24 из 27 северных субъектов Российской Федерации более половины (!) промышленных предприятии работали убыточно. Особенно высок удельный вес убыточных предприятий в лесопромышленном комплексе (84% – в Архангельской; 86,4% – в Сахалинской; 87,5% – в Камчатской; 90% – в Амурской областях).

Спад производства в базовых отраслях промышленности Севера (золотодобыче, лесной промышленности, рыбопереработке, цветной металлургии) достиг критического уровня и привел в ряде случаев к остановке градообразующих предприятий и ликвидации населенных пунктов с тяжелейшими социальными последствиями. В большинстве регионов Севера практически “развалился” строительный комплекс.

Многие эксплуатируемые месторождения полезных ископаемых иссякают, а число разведанных, подготовленных к эксплуатации месторождений быстрыми темпами снижается. При этом фактически свернуты и не финансируются геологоразведочные работы. Отчисления на воспроизводство минерально-сырьевой базы зачастую используются не по назначению. Аналогичное положение и с водными, биологическими, лесными и многими другими видами природных ресурсов.

Десятки судостроительных и судоремонтных предприятий оборонного комплекса с сотнями тысяч работающих остались без государственного заказа: он сократился не менее чем в 5 раз и финансируется едва ли наполовину. Только на Северном флоте более 80 атомных подводных лодок будут выведены из эксплуатации к концу 2000 года. Они создают угрозу ядерной безопасности, а их утилизация требует огромных средств, которых у России нет.

Атомные лодки также требуют средств на их обслуживание и ремонт, для доставки грузов на Север нужны новые суда ледового класса – но тощий государственный бюджет из года в год не может профинансировать эти затраты.

В результате непродуманной таможенной политики значительную часть выловленной рыбы отечественный флот поставляет в зарубежные порты. При этом российская рыбоперерабатывающая промышленность не загружена в связи с нехваткой сырья. Наши суда дешевле обслуживать и ремонтировать в зарубежных портах. Только в Норвегии за счет российских заказов создано 10 тысяч рабочих мест. А на Севере России безработица увеличилась за последний год с 480 тыс. человек до 538 тыс. На одно вакантное место в северных регионах приходится 15 безработных граждан (в среднем по России – 6).

Проблема переселения в другие регионы страны пенсионеров, инвалидов, безработных практически не решается. Число желающих выехать превышает 200 тыс. человек, кроме того, 382 (!) поселка планируется ликвидировать до 2000 года. В них также проживают более 200 тыс. человек. Суммарные затраты на их переселение могут составить около 57,5 млрд. руб. Это 10% расходов годового бюджета страны!

В то же время бюджетное финансирование программ переселения в последние годы, выделяемое в результате жесточайшей борьбы Комитета по проблемам Севера в парламенте, составляет лишь 1,3 млрд. руб. в год. В то же время с 1991 года более 1 млн. 200 тыс. человек уехали с Севера самостоятельно, из них 70% – в трудоспособном возрасте. Реальные доходы оставшихся в 15 северных регионах падают быстрее, чем в целом по стране. В Чукотском автономном округе они сократились на 33%, в других субъектах – на четверть.

Задолженность по заработной плате по северным субъектам составляет 42% от общероссийской (при 8% населения).

По прогнозам социологов, если не принимать действенных мер, до 2010 года Север могут покинуть до 2 млн. человек.

Действенными можно считать хотя бы меры по обеспечению населения труднодоступных северных районов топливом и продовольствием. Однако неэффективная и фактически невыполняемая программа “северного завоза” привела к формальному долгу северных субъектов федеральному бюджету в сумме 20 млрд. руб. Возврат средств на 1 января 1999 года составил всего 45%. В результате региональные фонды поддержки “северного завоза” пусты. Дополнительно выделяемые федеральным бюджетом средства на эти цели из года в год сокращаются, опаздывают и создают лишь видимость государственной поддержки. На 1999 год вначале они были исключены правительством из проекта бюджета, затем, по настоянию Комитета по проблемам Севера Госдумы Российской Федерации, включены в сумме 3 млрд. руб., что составляет менее 10% от потребности.

Несвоевременное выделение средств и доставка грузов в зимнее время, в ледовых условиях, ведет к удорожанию ее в 2,2 раза, а с учетом затрат на ремонт поврежденных танкеров и ледоколов – 2,7 раза. Героизм всегда, со времен “Челюскина”, обходится нашей стране очень дорого.

Закрытие градообразующих предприятий, ликвидация поселков ведут к еще более удручающему положению коренных малочисленных народов. Исчезают школы, больницы, связь с Большой землей, отменяются авиарейсы. Оленьи пастбища изъяты из оборота (свыше 20 млн. га), охотничьи угодья разрушены, загублены многочисленные семужьи реки, забыты традиционные промыслы. Остались только пьянство и болезни...

Государство декларирует как главный и единственный элемент компенсации повышенных издержек производства и жизнеобеспечения на Севере финансовую поддержку из федерального центра. Одновременно во вносимых в парламент социальных законопроектах постоянно прослеживаются попытки “забыть” об особенностях жизни и труда, существующих государственных гарантиях на Крайнем Севере. Венцом такого отношения стало предложение правительства законодательно отменить государственные гарантии северянам, заменив их гарантиями работодателя. Это чрезвычайно опасно, т. к. сегодняшний работодатель – будь то руководитель акционерного общества или государственной бюджетной организации – вынужден соглашаться с необходимостью предоставлять установленные законом социальные гарантии государства, но никогда добровольно не будет соглашаться нести дополнительные затраты, удорожающие продукцию или расходы на содержание персонала. Пока правительство приостановило рассмотрение этого законопроекта, в т. ч. ввиду обоснованных возражений парламентского Комитета по проблемам Севера, но угроза такого подхода остается. И эта угроза – следствие непонимания периодически сменяющимися правительствами роли и места Севера в возрождении России.

Формально провозгласив политику государственного протекционизма по отношению к Северу, правительство не принимает, по сути, никаких явно различимых шагов по реализации такой политики. Поэтому мы так и живем – на задворках “большой политики” своей страны, не в силах конкурировать ни с Чечней, ни с Дагестаном, ни с Югославией по степени значимости своих проблем для государственного внимания.
 

И сегодня мы не верим в ужасающие прогнозы-версии. Что могут эти анекдотически смешные чукчи или застенчивые ненцы? Что за “горячие точки” могут возникнуть в этой вечной мерзлоте, когда у нас Карачаево-Черкесия, Чечня, Косово, Таджикистан, выборы и проблемы рекламирования “Правого дела” “Голосом России”?! А между тем, устав публично взывать к власти в малочитаемых изданиях, некоторые лидеры северных субъектов сегодня заявили о своих притязаниях на самостоятельность и власть. Предлагается “объединение северных территорий в единую административную структуру со своей законодательной базой, с правом принятия собственных, независимых от центра решений и, что самое главное с официальным признанием Москвой этих полномочий; частичная передача земель из федеральной собственности в муниципальную, что позволит распоряжаться богатством недр на своей территории”...

Такую идею озвучили губернатор С.-Петербурга В. Яковлев и президент Саха–Якутии Николаев. И если сегодня Москва не рискует “сунуться” в Калмыкию, то с самостоятельным суперсубьектом придется считаться совсем по-иному. Особенно в использовании ресурсов и доходов от них. Конечно, на такой шаг пойдут не все и не сразу. Но то, что это публичный сигнал к развалу России – несомненно. И противопоставить такой тенденции можно только одно – внимание государства к своим гражданам, даже если они живут на берегу Берингова пролива. Иначе они будут стремиться к другому берегу – противоположному. И это – берег когда-то русской Аляски.

Уже сейчас рост национального самосознания коренных народов Севера и Сибири – справедливый рост! – приводит к образованию межгосударственных ассоциаций. Это нормальный и исторически обусловленный процесс обретения общности разделенных народов. Но надо сделать все, чтобы народы нашей страны гордились своим государством и своей жизнью в России. Можно ли вообразить это сейчас и есть ли другой путь для возрождения гордости, кроме того чтобы сделать жизнь на родине привлекательной и достойной? Нет другого пути! И любая дорога начинается с первого шага.
 

Освоение советского Севера, начатое “спецпереселенцами” и невольниками УСЛОНа, продолженное молодыми специалистами – романтиками, ехавшими “за туманом и за запахом тайги”, было нашей национальной гордостью.

Заполярные города на сотни тысяч жителей, современные промышленные производства, развитая социальная сфера, атомные ледоколы-гиганты, ходившие с регулярностью трамвая из Дудинки в Мурманск, – весь этот громадный государственный комплекс держался на жесткой вертикали Госплана, отраслевого монополизма и фондовых поставок. В конце 80-х годов государственная машина серьезно расшаталась и ослабела, планово-распределительный механизм стал давать серьезные сбои, и Север стал катастрофически терять потребителей и поставщиков, топливо и продовольствие, уровень жизни и зарплаты, привлекательность. Абсолютное отстранение государства в первые годы реформ от проблем Севера, неприятие руководителями страны государственных гарантий для работающих на Севере как необходимых государственных обязательств во имя стратегических интересов страны привели к взаимному отчуждению Севера и Центра. В первую очередь это поняли самые активные жители и работники, и они бросили этот суровый край. Разрушение Союза и возникновение новых границ спровоцировали отъезд неграждан России: украинцев, белорусов, азербайджанцев. Переход на мировые цены сделал многие отрасли и предприятия на Севере нерентабельными. Себестоимость золота на Чукотке и Колыме превысила его продажную цену на Лондонской бирже металлов. Закрылись многие прииски, рудники, заводы, предприятия стройиндустрии. 

Ушли расформированные воинские части. Остались брошенными еще вчера благоустроенные поселки. У причалов замерших заводов безжизненно застыли десятки выведенных из эксплуатации атомных подводных лодок. Наверное, лишь один шаг оставался до полного превращения всего российского Севера в “белое безмолвие”. И все-таки этого не произошло. Появились ростки надежды. Они стали следствием первых шагов по самосохранению самих северян – представителей предприятий, поселков, городов, северных субъектов. Это еще не новая государственная политика Центра, это шаги из гиблого болота человека, нащупавшего под ногами какую-то зыбкую твердь. Выяснилось – выжить можно лишь самим. Стало понятно: в стране с переходной экономикой нужна самостоятельная жизнеспособная политика. От государства потребовали активной роли в создании рыночного хозяйственного порядка, прежде всего в ценообразовании на продукцию и услуги естественных монополий. Меры государственного протекционизма на Севере были востребованы как элементы нерыночной организации рыночного экономического порядка. К сожалению, меры эти пока лишь продекларированы в законе 1996 г. “Об основах государственного регулирования социально-экономического развития Севера Российской Федерации”. Одним из принципов государственного регулирования закон провозгласил “государственный протекционизм, направленный на создание на Севере для населения и значительной части отраслей хозяйства льготного режима развития”. Однако дальнейшего отражения в налоговом и социальном законодательстве этот принцип “льготного режима развития” Севера не получил. Между тем формирование конкурентной среды на Севере, развитие конкуренции должны учитывать особые условия экономики Севера: его повышенную налогооблагаемую базу, экстремальные режимы хозяйствования, социальные последствия. Пока такого учета нет, северным предприятиям, чтобы выжить, приходится бороться в неравных условиях с товаропроизводителями, работающими в более благоприятных в климатическом и транспортном отношениях районах России, не говоря уже о зарубежных конкурентах.

Следует отметить также, что адаптация Севера к рынку проходила в отсутствие рыночной экономической системы федерального государства. В результате нерыночные различия экономических механизмов в тех или иных субъектах федерации делают конкуренцию менее честной и добросовестной.

По этим и другим общероссийским причинам оказались разрушены многие производства на Севере, составлявшие сырьевую базу технического и технологического перевооружения отечественной промышленности. Назовем для примера лишь уникальный комбинат по переработке редкоземельных руд Ловозерских тундр, продукция которого крайне необходима для космической и оборонной промышленности, но оказалась невостребованной.

Практически остановленный в течение 5 лет градообразующий комбинат оставил без работы и зарплаты своих трудящихся, без налогов – свой 20-тысячный поселок и район. И таких примеров – десятки и сотни.

В то же время “концепция социально-экономического развития Российской Федерации на период до 2005 года” строится на том, что “большинство видов продукции Севера безальтернативно с позиции их возможного производства в других районах страны и приобретения по импорту”. Исходя из этого Север – это не просто один из регионов, его общенациональная значимость несомненна. Следовательно, “северное измерение” российской государственной политики должно составлять ее важнейший элемент. Отсюда и надежды на возрождение – и Севера, и России. Одно без другого невозможно.

Законодательная основа возрождения экономики Севера медленно, трудно, с большими издержками, но создается. Основополагающим здесь является упомянутый закон “Об основах государственного регулирования социально-экономического развития Севера Российской Федерации”, принятый по инициативе Комитета по проблемам Севера нынешней Думы.

В этом законе государство взяло на себя обязательства создавать “благоприятные условия для отечественных и иностранных инвесторов, направляющих средства в приоритетные отрасли экономики Севера, обеспечивающие государственные нужды”. Созданию таких условий служит закон “О соглашениях о разделе продукции”, разработанный фракцией ЯБЛОКО, и соответствующие ему изменения в законах “О недрах”, “О континентальном шельфе Российской Федерации”, “Об иностранных инвестициях”, “О таможенном тарифе” и т. д. Однако от практической реализации этих обязательств государство еще довольно далеко. Постоянно меняющиеся российские правительства пока не в состоянии ни разработать концепцию развития Севера, ни представить в парламент проект закона о современном районировании Севера, необходимом для установления объективных различий в степени поддержки того или иного северного района. Все это задерживает и изменения законодательства о государственных гарантиях и компенсациях северянам, система которых давно уже вошла в противоречие с реальными отношениями собственности, разделением государственных властных полномочий и обязанностей.

Что имеется в виду, например, под совершенствованием районирования? Сегодня существует заложенная еще в 30-е годы советская система районных коэффициентов по отдельным областям, краям, республикам и отдельным районам этих субъектов. В принципе районные коэффициенты к заработной плате должны были компенсировать повышенные затраты на воспроизводство рабочей силы. Однако уже давно они (коэффициенты) распространены, кроме Севера, на другие отдаленные территории, разделены по производственным и непроизводственным отраслям, зачастую стали предметом политического торга и политических манипуляций. Сегодня для низкооплачиваемых категорий коэффициенты потеряли свой компенсационный смысл, для высокооплачиваемых стали просто дополнительной оплатой, освобожденной от повышенных налогов.

Необходимость пересмотра принципов районирования назрела давно. Еще 1992 году Правительство России одобрило методику оценки “северности” территорий, разработанную в основном Институтом экономических проблем Кольского научного центра. Но превратить наработки в законопроект правительство не решается вот уже 7 лет. Причины этого ясны – боязнь роста социальной напряженности в условиях неустойчивости. Правительство обязалось внести этот законопроект до конца 1999 года. Наша основная позиция в этом отношении такая – конкретное районирование должно быть определено законом, а не постановлением правительства. Тогда его невозможно будет менять или расширять в угоду меняющейся политической конъюнктуре и симпатиям вождей.

Гарантии и компенсации жителям Севера тоже нуждаются в переосмыслении. Во-первых, они уже не выполняют своей функции закрепления и воспроизводства трудовых ресурсов на Севере. Заработная плата, социальные выплаты в большинстве акционерных и частных компаний практически зависят не от заработанных “полярок”, а от экономических и финансовых возможностей организации, от организованности работников, боевитости их профсоюза отраслевого и регионального уровня. Во-вторых, привлечение новой рабочей силы на Север перестало быть не только функцией государства, но и объективной необходимостью развития производительных сил. Государство сегодня не финансирует значительную часть северных гарантий ни регионам, ни тем более хозяйствующим субъектам.

В результате гарантии превращаются просто в удорожающий фактор производства, снижающий конкурентоспособность продукции, либо уменьшают прибыль.

Наконец, размеры гарантий, способы их установления не всегда обоснованы, не отвечают реальным условиям воспроизводства населения. Для примера достаточно сказать, что при равном стаже работы северные льготы директора предприятия в десятки раз могут превышать подобные льготы квалифицированного рабочего, что способствует социальному неравенству и неоправданному расслоению населения. А такое расслоение – первая угроза демократическому устройству общества, в котором 55 млн. чел. живут ниже уровня бедности. Не все удачно, с точки зрения справедливости, и в экономической области. Прежде всего организации и предприниматели на Севере испытывают определенную дискриминационную нагрузку. Налог на добавленную стоимость взимается с тех же государственных гарантий и компенсаций, отчисления во внебюджетные фонды – пенсионный, социального страхования, занятости – производятся с учетом коэффициентов и надбавок, а при расчетах пенсий и пособий они учитываются не в полной мере.

Мало того, попытки убедить правительство и многих депутатов принимать во внимание эти доводы о несправедливости такого подхода вызывают “праведный” гнев: “Страна в нищете и разрухе, а эти требуют себе какие-то надбавки!”. И невдомек многим, что нищета и разруха страны во многом объясняются неумелым использованием ее северного потенциала, не только экономического, но и людского.

Примерно такое же положение и с платежами за пользование природными ресурсами. При этом – дополнительные отчисления из северных регионов в другие регионы России. Все это еще раз доказывает изначальное донорство многих северных территорий и их самодостаточность.

Для возрождения и роста экономики Севера даже в условиях сегодняшнего критического состояния нужна не гуманитарная помощь и дотации – нужна система мер по предоставлению режимов благоприятствования.

Система должна включать:

• изменения налогового законодательства, учитывающие повышенную налогооблагаемую базу северных территорий, в частности по налогу на добавленную стоимость и акцизам;
• увеличение на 20–30% отчислений платежей за пользование природными ресурсами в доходы бюджетов субъектов РФ, в т. ч. для образования фондов наследия;
• упорядочение таможенных пошлин для рыбодобывающих организаций с целью разворота потоков продукции в отечественные порты;
• использование в качестве государственных гарантий залога прав пользования недрами для привлечения частного отечественного и иностранного капитала;
• использование для привлечения инвестиций механизма закона “О разделе продукции”;
• усиление государственного, в т. ч. со стороны представительных органов власти регионов, контроля над ресурсами с целью их эффективного использования;
• упрощенный порядок трансграничного сотрудничества в сфере среднего и малого бизнеса, устраняющий бюрократические рогатки, волокиту и вымогательство, дискредитирующие страну;
• приведение пенсионного законодательства, законодательства о социальном страховании, о занятости в соответствие с реальными платежами северных регионов в социальные внебюджетные фонды.

Эти “точки роста” еще не делают погоды, но обозначают движение вперед. Нужно совсем немногое: предсказуемая власть, политическая стабильность, стабильные и переносимые налоги, исключение коррупции и бюрократической волокиты, – чтобы страна вздохнула с надеждой. 
 

Наши ядерные субмарины стали из нашей гордости нашей бедой. На утилизацию полутора сотен снятых с вооружения атомных подводных лодок нужны огромные средства, современные технологии и уникальное оборудование. Для вывоза ядерных реакторов нужны специальные поезда. Угроза ядерной катастрофы на российском Северо-Западе (гибель атомного подводного крейсера “Комсомолец” это достаточно жестко продемонстрировала) носит общемировой характер. Поэтому справляться с проблемой утилизации нам помогают многие страны Северной Европы и арктического бассейна. Но прежде всего это наша проблема: проблема безопасности наших прибрежных городов и поселков, проблема сохранения рыбных запасов наших морей, доступности разработки наших энергетических ресурсов на шельфе, проблема здоровья наших северных жителей. Решаться она будет десятилетиями, и десятилетиями мы не должны ослаблять внимание государства к этой проблеме.

Может быть, менее глобальны, но не менее важны для сохранение природной среды обитания коренных народов Севера проблемы сохранения оленьих пастбищ, “птичьих базаров”, ареалов обитания диких северных животных и морских млекопитающих, лососевых рек. Недавно я побывал на пограничной между Финляндией и Швецией реке Торнио. Эта 500-километровая порожистая красавица-река сотни лет кормит Европу первосортной рыбой, которую даже сегодня – для забавы заезжих туристов – ловят с берега в пороге просто длинным сачком. Зато ниже по течению считают поднимающихся на нерест лососей поштучно, так что браконьерство в верховьях практически исключено. Да и сами жители – финны и шведы – одинаково берегут и лелеют эту реку как источник жизни в этих краях, так что такому хозяйствованию можно только позавидовать. Мы же свои семужьи реки в Мурманской области бездарно сдали за бесценок в аренду иностранным фирмачам, лишив местных жителей их традиционной добычи, а региональный бюджет – значительных доходов.

Только сейчас, с большими трудностями, Государственная Дума принимает закон о территориях традиционного природопользования. Закон предполагает проведение в жизнь принципа устойчивого развития территорий, неистощительного природопользования. Вряд ли многие знают, что знаменитая “золотой лихорадкой” река Клондайк дала значительно больше доходов за счет рыбы, чем за счет золота. Как тут не вспомнить великого Пушкина: “...Как государство богатеет, и чем живет, и почему не нужно золото ему, когда простой продукт имеет...”

Конечно, такого рода законы значительно ограничивают свободу деятельности добывающих компаний, но эти ограничения – во имя жизни наших потомков. Баланс сегодняшних экономических и долгосрочных экологических интересов соблюдать очень сложно в наше бедное время, но необходимо. Приходит время не покорять природу, но жить с ней в единении, и все больше людей задумываются – а так ли правильно мы развиваемся и живем? Задумываемся ли мы над тем, что глобальные энергетические системы, гигантские теплоэлектроцентрали, стальные теплотрассы на Крайнем Севере так и не смогли обеспечить надежность жизнедеятельности? Зима 1999 года была особенно морозной, и многие дома и целые поселки, городские районы часто оставались без света и тепла. Метеорологи напомнили, что такая же зима была в 1949 г. Наша семья жила тогда в маленьком лесном поселке, и я не помню никакой катастрофы. Топились печи в домах, возчик на лошади в обледенелой бочке возил воду, полозья громко скрипели на морозе, и воздух был густым и прозрачно-сиреневым... Разумеется, я не призываю вернуться в 50-е, к печкам и лошадям. Но автономные источники энергопитания, новые современные материалы и технологии могут сделать нашу жизнь безопаснее и независимее от внешних причин. Сейчас мы везем на Север миллионы тонн угля и нефтепродуктов. Сжигаем в устаревших котлах и дизелях с минимальным коэффициентом полезного действия, теряем тепло в плохо изолированных теплосетях.

А между тем на Севере достаточно природных источников энергии – ветер, приливы, небольшие, но незамерзающие быстрые реки, горячие источники на Камчатке, солнце – круглые сутки в полярный день. Технические решения есть по всем этим направления. Переход на ветроэнергетические установки, наплавные гидроэлектростанции малой мощности, приливные, геотермальные электростанции, солнечные батареи, т. е. на альтернативные источники энергии, – на Севере крайне необходим. И не надо будет завозить миллионы тонн угля и мазута, сооружать многокилометровые трассы ЛЭП, опутывать поселки паутиной неопрятных теплотрасс: ведь на Севере их вынуждены прокладывать снаружи! Даже те же ядерные реакторы атомных подводных лодок уже стали прообразом малой атомной энергетики для отдаленных северных территорий. Благо, вынужденные примеры такого использования уже есть. Тем более мы вправе рассчитывать на то, что огромный научный и конструкторско-технологический потенциал нашего военно-промышленного комплекса все-таки будет использован и в мирных целях, а не доведен до окончательного разрушения.

Кроме альтернативных источников энергии, Северу нужны и более экономичные средства транспорта: морского, речного, авиационного, сухопутного. Мы уже говорили об экранолетах как о перспективных морских, речных и прибрежных средствах транспортировки грузов и сообщения. Нужны и всякого рода снегоходы, болотоходы и прочие вездеходы, в т. ч. малой мощности, пригодные для семейного и индивидуального пользования. Это и экономия завозимого издалека горючего, и снижение экологической нагрузки, и возможность для родовых общин более эффективно вести традиционное хозяйство. Это северный туризм, притягательность которого общепризнанна во всем мире и обязательно должна быть использована и у нас. Посмотрите на финскую Лапландию, где построен замечательный полярный Диснейленд, куда в деревню Санта-Клауса едут дети со всего мира. А ведь и у нас есть собственная Лапландия – заповедник на Кольском полуострове. И грешно придумывать искусственную родину Деду Морозу где-нибудь в Угличе: у него есть настоящая – суровая, холодная, затерянная, еще бедная, но родина – для Деда Мороза и для всех нас. 
 

Потенциал нашей страны, ее Севера – гораздо значительнее. Людской, образовательный, технический – гораздо выше. Мы сами можем построить свою жизнь, хотя не хотим это признавать. Мы ответственны за свою жизнь, свои решения, своих детей и внуков. У нас не должно быть другого пути, кроме активного строительства собственного будущего. И если мы будем строить честно и надежно – будущее встанет на крепкий фундамент. Если будем ловчить и выгадывать, красть – или позволять красть – цемент и заменять его песком, – фундамент развалится как при землетрясении в Спитаке. Если уйдем в сторону и будем молча наблюдать, как строят другие, – в новом доме для нас не будет места.

Мы сами выбираем свою власть. Дело власти – чтобы огонь в очаге нашего дома всегда горел и был готов согреть вышедшего из холода: с дороги, с моря, из пурги, с работы. Для этого власть должна быть ответственной и надежной, умелой и отзывчивой. Выбор такой власти – за вами!
 

Что такое СРП?

Закон о СРП развивает и углубляет принципы, закрепленные в “экономической конституции страны” – Гражданском кодексе РФ. Шаг за шагом, при непосредственном участии Яблока, путем внедрения в хозяйственную практику России и, в частности, в ее недропользование гражданско-правовых норм в стране создается механизм стабильных и взаимовыгодных отношений между государством и инвестором, механизм, который может обеспечить реальный выход страны из инвестиционного кризиса даже в условиях инфляции, отсутствия стройной налоговой системы, наличия политической и законодательной нестабильности. Благодаря этому закон о СРП может действовать как своего рода магнит для своих и чужих инвестиций. СРП – как форма взаимодействия государства и частного инвестора – активно используется в десятках самых разных стран мира. 

Механизм раздела продукции довольно прост: инвестор произвел продукцию, заплатил за право пользования недрами, компенсировал свои расходы, поделил прибыльную продукцию с государством, из своей прибыльной доли заплатил налог на прибыль. Все подробности – в соглашении сторон, которое представляет собой весьма детализированный контракт. При этом СРП устроен таким образом, что чем выше доходность деятельности инвестора, тем больше доля государства. Это и есть основа взаимовыгодности. 

Все работы инвестор выполняет на свой риск и за свой счет, как бы и кредитуя, и страхуя государство. Параллельно заключается договор между Российской Федерацией и ее субъектом, в котором определяются права и обязательства сторон, доля каждой из них в прибыльной продукции государства. В силу своей универсальности СРП может применяться (и часто фактически применяется) в разных отраслях добывающей промышленности. В тех случаях и там, когда и где есть что делить. 

СРП позволяет гибко учесть особые условия разработки того или иного месторождения, приспособить по времени и уровню платежи инвестора, т. е. нет прокрустова ложа стандартной налоговой системы, при которой в разработку многих сложных месторождений вообще невозможно вкладывать средства, если всерьез рассчитывать на их возврат. СРП – не налоговая льгота, а нормальная, справедливая цена. В некоторых случаях она может быть даже выше ныне действующих налоговых отчислений, т. к. не позволяет уклоняться от налогов, а в процессе переговоров ограничивает аппетиты инвестора приемлемым уровнем внутренней доходности его деятельности, заранее определенным сторонами соглашения. 

Речь, таким образом, идет о принципиальной замене существующего налогового режима (который для одних излишне жесток, а другие его легко обходят) на раздел продукции, который обеспечивает и государству, и инвестору – вне зависимости от степени жесткости конкретных коммерческих условий – стабильность режима на весь срок выполнения контракта и индивидуальный подход к конкретным проектам. 

Есть путь – приказывать, указывать, давать “руководящие указания”... Так и происходит сегодня, когда отношения между государством и инвестором устанавливаются посредством властно-распорядительных, административных актов государства. Можно – обсуждать и договариваться об условиях, устраивающих обе стороны (кстати, сам принцип раздела продукции может использоваться и тогда, когда государство приказывает, и когда оно готово договариваться “на равных”). В недропользовании могут быть использованы оба подхода. Но для этого правовая база для использования гражданско-правовых методов регулирования недропользования должна в принципе “появиться на свет”. 

Сегодня совершенно очевидно, что использование там только и исключительно принципов публичного права продемонстрировало полную неспособность привлечь инвестиции. Продолжение этой политики не только бесперспективно, оно тупиковое и лишь компрометирует Россию в качестве страны – объекта вложения инвестиций. Когда инвестору пытаются приказывать, как ему жить, он молча собирает вещи и перебирается туда, где с ним обращаются более вежливо. Сегодня в отношении инвестиций положение критическое – всех, кого только можно, уже отпугнули...

Закон о СРП привлекает инвестиции

Перед выборами в Государственную Думу в 1995 году в своей программе “Реформы для большинства” ЯБЛОКО обещало избирателям сделать все возможное для развития законодательства “О СРП”. ЯБЛОКО сделало все возможное для того, чтобы проекты на основе СРП на русском Севере заработали. Законодательство о СРП – часть экономической программы ЯБЛОКА. В течение 5 лет фракция проводила через Государственную Думу сначала закон “О соглашениях о разделе продукции”, а затем приводила в соответствие с этим законом федеральное законодательство. Много усилий ЯБЛОКО затратило на то, чтобы провести через Государственную Думу перечни месторождений, по которым возможно заключение СРП. 

В настоящее время основная часть этой работы успешно завершена, законодательство о СРП действует и уже приносит первые позитивные результаты. Соглашения по проектам “Сахалин-1”, “Сахалин-2” и проекту разработки Харьягинского нефтяного месторождения в Ненецком АО вступили в силу (соответственно 10.06.96 г., 15.06.96 г., 01.01.99 г.). В июле 1999 года начата реализация соглашения о разделе продукции по проекту “Сахалин-2” – добыта первая нефть. За 1996–1998 годы совокупный объем инвестиций в эти проекты составил более 1 миллиарда 500 миллионов долларов США.

Закон о СРП создает заказы для российских предприятий

Только в 1997–1998 годах по проектам “Сахалин-1” и “Сахалин-2” российскими подрядчиками было заключено договоров на выполнение работ, поставку товаров и услуг на сумму 431,4 миллиона долларов США при условии, что всего контрактов операторами проектов “Сахалин-1” и “Сахалин-2” заключено на сумму 799 миллионов долларов. Таким образом, уже на ранней стадии реализации сахалинских проектов доля российских подрядчиков превысила 50%. Эти данные полностью опровергают обвинения в адрес ЯБЛОКА о несоблюдении интересов российских производителей в законодательстве о СРП. Как и утверждало ЯБЛОКО в своей экономической программе, реализация СРП создает стимулы для развития российской промышленности. Среди российских предприятий, выполнивших заказы по проектам СРП, – “СахалинНИПИморнефть”, ВНИПИморнефтегаз, Институт Арктики и Антарктики, ЦКБ МТ “Рубин”, Сахгидромет, ЦНИИ им. Крылова, “Роснефть-Сахалинморнефтегаз”, “Дальневосточная морская инженерно-геологическая экспедиция”, “Сахалин шельф флот”, трест “Дальморнефтегазгеофизика”, Амурский судостроительный завод, СПО “Арктика”, “Севмашпредприятие”, “Звездочка”, “Союзспецодежда” и другие. 

Закон о СРП пополняет бюджет

В 1996 году в консолидированный бюджет и внебюджетные фонды Сахалинской области от сахалинских предприятий и организаций, занятых в работах по проектам, поступило 52 миллиарда рублей, а в 1997 году – 219 миллиардов рублей. В виде прямых отчислений Российская Федерация уже получила от инвесторов по сахалинским проектам разовые платежи в объеме 42 млн. долларов США. Кроме того, по проекту “Сахалин-2” внесены первые взносы в фонд развития Сахалина (за 1997 год – 20 млн. долларов, за 1998 год – 20 млн. долларов). По сообщению Администрации Сахалинской области, часть полученных денег была израсходована на решение острейших социальных проблем – строительство школ, детской поликлиники, больницы, программу охраны материнства и детства, программу обеспечения сахалинцев питьевой водой, строительство газовой электростанции. 

Закон о СРП создает рабочие места

Созданы тысячи рабочих мест. Например, только в 1997 году на предприятиях, занятых в подрядных работах по проектам освоения шельфа, на Сахалине были привлечены 1 тысяча 157 человек, а с учетом дальневосточных подрядчиков число занятых составило 2 тысячи 400 человек. 

Одной из возможностей увеличения доходной части федерального и региональных бюджетов является дальнейшая реализация закона “О соглашениях о разделе продукции”. В 1997 и 1998 гг. в Государственной Думе обсуждались два проекта законов “Об участках недр и месторождений, пользование которыми может быть предоставлено на условиях раздела продукции”. Принятие этих законов способствовало сохранению и увеличению количества рабочих мест, получению средств для развития социальной сферы во многих нефтедобывающих регионах. Фактически речь шла о возможности заключения СРП по 15 месторождениям, расположенным в разных субъектах Российской Федерации, о распространении опыта Сахалинской области на всю Россию. 

Несмотря на блокирование закона коммунистическими фракциями и ЛДПР, они были приняты. В ходе обсуждения были аргументированно сняты все обвинения относительно непродуманного подбора объектов или мифической продажи Родины “иностранным империалистам”. Оказалось, что большинство месторождений будут осваивать российские инвесторы. Несмотря на это, фракция КПРФ последовательно выступала против принятия законов, по существу выступая против развития отечественной добывающей промышленности, и только в последний год часть членов фракции КПРФ сменили свою позицию.

Законы “Об участках недр...” (важнейшие законы в пакете законов по СРП, принятия которых так настойчиво добивалась фракция ЯБЛОКО) способствуют проведению реальных реформ, выгода от которых очень быстро становится понятной многим. В настоящее время на месторождениях, в отношении которых в федеральном законодательстве установлена возможность заключения СРП, ведется работа по подготовке соглашений. 

В телеграмме, посвященной началу реализации первого проекта на основе СРП, присланной губернатором Сахалинской области И. П. Фархутдиновым во фракцию Яблоко Г. Явлинскому, сказано: “Уважаемый Григорий Алексеевич! 5 июля 1999 года произошло знаменательное событие в жизни Сахалинской области. На шельфе Сахалина начата добыча нефти в рамках проекта “Сахалин-2”. Реализация данного проекта даст мощный импульс развитию экономики области, позволит реально поднять уровень жизни сахалинцев и курильчан. Благодарю депутатов фракции ЯБЛОКО и лично Вас за государственную мудрость, настойчивость, энергию, проявленную при принятии законов, приблизившие этот исторический день”.