Сторонники называли его символом демократии, образцом интеллигентности, искренне считали его великим юристом и спасителем города от путчистов в августе 1991-го, внимали каждому его слову и клеймили тех, кто хоть в чем-то осмеливался перечить их кумиру. Противники, напротив, считали, что авторитарные замашки и открытое презрение к представительной власти не дают ему никакого права называться демократом, нетерпимость к чужому мнению не имеет ничего общего с интеллигентностью, хронические нарушения закона плохо совместимы с образом крупного юриста, а город от путчистов спасали совсем другие люди. Равнодушных почти не оставалось – все опросы общественного мнения неизменно показывали, что его либо искренне обожали, либо столь же искренне ненавидели.

К сожалению для него, первых с годами становилось все меньше, а вторых – все больше, причем их число успешно умножалось им самим. В конце концов, он потерял свой высокий пост, уступив бывшему заместителю даже в жанре теледебатов, где считал себя вне конкуренции. А затем оказался в центре скандала, в результате которого на полтора года отправился в вынужденную эмиграцию.

И все же его звезда светила долго – целых семь лет, с весны 1989-го до лета 1996-го он был среди тех, кто принимал важнейшие для страны решения. Что же, он может гордиться – немногим удалось продержаться на политическом Олимпе столь долго. Он был народным депутатом СССР – и одним из тех, кто призывал не голосовать за сохранение Союза и приветствовал освобождение республик. Он был избранным на волне энтузиазма председателем первого демократического Ленсовета – и стал в конце концов его могильщиком. Он был первым мэром Санкт-Петербурга – но так и не сумел стать первым губернатором «северной столицы».

То, что он стал одним из символов перестроечных лет, потрясших мир и кардинально изменивших нашу жизнь – бесспорно.

Но столь же бесспорно и то, что время таких политиков, как Анатолий Собчак, безвозвратно ушло.

В начале было слово

Шла перестройка, страна училась говорить, номера журнала «Огонек» зачитывали до дыр, в Москве люди приезжали на Пушкинскую, чтобы просмотреть и обсудить свежие «Московские новости», а в Ленинграде самодеятельные рок-музыканты выкрикивали песню-заклятие: «Гореть вам в огне из больших резолюций, начальники города трех революций».

Заклятие сбылось в 1989-м, когда все партийные руководители, выдвинутые в городе на Неве кандидатами в депутаты СССР, с треском провалились, и единственного из членов бюро обкома КПСС, избранного депутатом – директора научного института Бориса Гидаспова, – пришлось в срочном порядке назначать первым секретарем обкома вместо оконфузившегося Юрия Соловьева. После этого ленинградцы приникли к экранам телевизоров и стали смотреть трансляции съездов, переживая за своих избранников – и гордясь ими. Все понимали, что межрегиональная депутатская группа, объединившая демократов, слишком мала, чтобы влиять на принимаемые решения, а тем паче кардинально изменить ситуацию. Но этого никто и не ждал – в ту пору между словом и делом еще ставили знак равенства, и для того, чтобы оправдать связанные с тобой надежды, довольно было правильно выступать.

Анатолий Собчак полностью удовлетворял этому условию.

Его политический дебют состоялся 24 февраля 1989 года – когда в легендарном ныне клубе «Перестройка», откуда вышли почти все будущие политические лидеры города, на встрече с кандидатами в народные депутаты СССР он произнес хрестоматийное «хочу доказать, что скромный, никем не поддерживаемый профессор университета может на равных конкурировать со слесарем-судосборщиком». Выборы он выиграл достаточно легко – конкурент во втором туре, начальник участка с судостроительного завода мало что мог противопоставить ему во время теледебатов. Ну а с первых же дней первого съезда профессор из Ленинграда в знаменитом клетчатом пиджаке, умевший, в отличие от косноязычных партийных бонз и набранных в депутаты по обкомовской разнарядке посланцев рабочего класса и колхозного крестьянства, четко и грамотно сформулировать свою мысль, облечь ее в безупречную юридическую форму, дать мгновенный и язвительный отпор оппоненту, стал одним из тех, кто благодаря телевидению в одночасье превратился в народного героя. Что же, история повторяется: помнится, в 1789 году во Франции, Национальное Собрание тоже стало одновременно и школой политической борьбы, и всенародной сценой. В одночасье – после одной-двух удачных речей, которые перепечатывают все газеты, – ранее никому не знакомые провинциальные адвокаты, ремесленники и мелкие дворяне, пасынки и изгои общества становились знаменитыми на всю страну политическими лидерами, к которым прислушиваются и которым верят. Через два века точно то же самое произойдет с первым союзным съездом...

Очарование Собчаком продлится долго. Его отказ (вместе с другим ленинградским профессором Анатолием Денисовым) от места в Верховном Совете в пользу делегатов от Карабаха будут вспоминать снова и снова, его фразы («якут товарищ Власов и адыгеец товарищ Воротников») станут крылатыми, его голос телезрители и радиослушатели будут отличать от других с первых же слов. Именно Собчак заставит оконфузиться ряд кандидатов в союзные министры, именно он одним из первых поставит вопрос об отмене 6-й статьи Конституции, именно он возглавит комиссию съезда по расследованию событий в Тбилиси в апреле 1989 года. Наряду с Юрием Афанасьевым и Тельманом Гдляном, Гавриилом Поповым и Галиной Старовойтовой, Сергеем Станкевичем и Николаем Травкиным он станет одним из самых известных политиков страны – выше встанут лишь такие фигуры, как Андрей Сахаров, Михаил Горбачев и Борис Ельцин. Бориса Николаевича, впрочем, Анатолий Александрович тогда не очень-то жаловал, хотя и был вместе с ним, Сахаровым, Поповым и Виктором Пальмом из Эстонии сопредседателем легендарной МДГ – межрегиональной депутатской группы, первой официальной парламентской оппозиции в стране. Уж больно значительная разница была между профессором-интеллектуалом из Ленинграда и недавним первым секретарем Московского ГК КПСС.

И все же со временем звезда Анатолия Собчака стала светить в зале союзного съезда не так ярко. За его эффектным словом, как начало выясняться, редко таилось какое-нибудь дело, а менторский тон и привычка высмеивать, не щадя самолюбия собеседника не только врагов, но и соратников, постепенно начали отталкивать от него коллег по МДГ. А затем случилась история, которая выставила Анатолия Собчака совсем уж в невыгодном свете.

Весной 1990 года в окружении Михаила Горбачева возникла идея введения в Союзе президентского поста. 3-й Съезд народных депутатов СССР с ней достаточно легко согласился, но возникла бурная дискуссия по двум ключевым вопросам. Первый: как избирать президента – всенародно или для начала все-таки на съезде? И второй: можно ли быть одновременно президентом СССР и генеральным секретарем ЦК КПСС? Большинство членов МДГ считало, что президента надо избирать всенародным голосованием, а совмещать две высшие в стране должности нельзя. Однако они натолкнулись на сильнейшую оппозицию не только в лице секретарей обкомов и горкомов, но и в лице собственного сопредседателя. Именно Анатолий Собчак оказался едва ли не главным защитником идеи выбора президента СССР прямо на съезде – пустив в ход все свои способности, он убедил зал в юридической безупречности весьма сомнительной операции по немедленному избранию президента. Аргументы же его (которые Собчак описал в своей книге «Хождение во власть») были, мягко говоря, странны – дескать, прямые выборы приведут чуть ли не к гражданской войне... И тот же Собчак яростно отстаивал и сохранение за Горбачевым поста генерального секретаря – хотя год спустя признал, что «генсек победил президента».

После того как Горбачев стал президентом, освободился пост председателя Верховного Совета СССР. Собчак попытался поучаствовать в выборах и потерпел унизительное поражение. Видимо, тогда ему стало ясно, что карьеры в союзных структурах уже не сделать. И тут удивительно вовремя подвернулась подходящая возможность у себя дома.

Весной 1990 года прошли первые демократические выборы представительных органов, следующих за союзным уровнем – от районного и городского до республиканского. В Москве и Ленинграде большинство в городских Советах получили представители демократов, но если в Моссовете лидеры были известны заранее – Гавриил Попов и Сергей Станкевич, то в Ленсовете за пост его председателя развернулась борьба между двумя популярными политиками Мариной Салье и Петром Филипповым, ни один из которых, однако, не имел на своей стороне решающего большинства. В конце концов решили прибегнуть к испытанному российскому способу. Дело было за малым – найти «варяга средних лет».

 

Человек со стороны

В Ленсовете, как уже сказано, демократы были в большинстве, и избиратели ждали, что они возьмут в свои руки всю власть и всю ответственность за происходящее в городе, причем незамедлительно. При этом никто не задумывался о том, что подавляющая часть депутатов имела нулевой управленческий опыт и весьма смутное представление о городском хозяйстве – им еще предстояло выяснить, над чем же они взяли власть. А еще надо было решить «простенькую» задачку, связанную с организацией собственной работы, и создать полноценный представительный орган, которого ни в Ленинграде, ни в России никогда не существовало.

В общем, «незамедлительно» не получалось – к слову сказать, представительная власть в принципе не может работать в режиме пожарной команды – избиратели, чьи ожидания не оправдывались, начинали проявлять недовольство, и Ленсовет, не сумевший быстро выбрать себе председателя, обратился за помощью к «старшим товарищам». Председателем исполкома стал народный депутат СССР Александр Щелканов. А Анатолий Собчак согласился баллотироваться по одному из свободных округов, чтобы получить мандат депутата Ленсовета и возглавить его работу. 13 мая 1990 года Собчак был избран городским депутатом, а уже через десять дней подавляющим большинством голосов был избран председателем Ленсовета.

Первое замечание за нарушение регламента Анатолию Александровичу было сделано через пять минут после его избрания. А ближе к осени депутаты, пригласившие его в Ленсовет, уже называли это своей крупнейшей «кадровой ошибкой». Впрочем, исправить ее они уже не могли: авторитет Собчака в городе был непререкаем, и новый председатель использовал его отнюдь не для того, чтобы убедить ленинградцев в значимости Совета. Депутаты очень быстро стали «врагами», ставящими палки в колеса и мешающими принимать жизненно важные решения. Апофеозом противоборства между горсоветом и его руководителем стал сюжет в чрезвычайно популярной программе Александра Невзорова «600 секунд» – вокруг интеллигентно-грустного, уставшего Собчака, рассуждающего о проблемах «северной столицы», мечутся крысы... Но в чем была причина развернувшегося противостояния?

Еще в самом начале политической карьеры Анатолия Собчака мне приходилось писать о нем: обладать всеми талантами сразу не дано никому. Можно быть блестящим оратором, глубоким аналитиком, знатоком законов – и при этом никудышным руководителем. Талант руководителя специфичен и в первую очередь он предполагает умение работать в коллективе. Умение же это, в свою очередь, предполагает априорное уважение к чужому мнению, даже и не совпадающему с собственным. И, естественно – уважение к носителям этого мнения. К великому сожалению, таланта работать с людьми бог Анатолию Собчаку не дал.

Едва ли не главная черта его характера – и это многократно подтверждалось на практике – стремление иметь вокруг себя не СОРАТНИКОВ, а ПОДДАННЫХ. Все вокруг короля должны сиять только отраженным светом, ибо существует лишь два мнения: его мнение и неправильное. Более того, каждая попытка несогласия с его позицией воспринималась Собчаком чуть ли не как заговор или личное оскорбление. Причина любой неудачи – козни противников, все оппоненты – либо завистники, либо тайные или явные враги. Ничего, что точку зрения оппонентов не удается опровергнуть в открытой дискуссии по существу – зато можно высмеять их в прессе или по телевидению, обсуждая корыстные причины, по которым они эту точку зрения имеют. Между прочим, типично ленинская манера ведения споров с противниками – вместо аргументов опорочить, унизить и полить грязью тех, кто позволяет себе «свое суждение иметь».

Аналогия между Собчаком и основателем КПСС достаточно наглядна. То же презрение к моральным нормам, когда они становятся помехой на пути к цели, то же умение с бесподобной легкостью отстаивать сегодня прямо противоположное вчерашнему (но выгодное из тактических соображений), то же неукротимое стремление к власти. Вот только Владимира Ильича окружала команда единомышленников (пусть и грызущихся между собой), а Анатолий Александрович по натуре своей – волк-одиночка. Окружающим его и расположенным ниже по иерархической лестнице он непрерывно демонстрировал, что он, конечно, глубоко их презирает как низших существ, но в силу различных причин вынужден иметь с ними дело.

Ну а пренебрежение законодательством для достижения желанных целей – типичная черта советского «юридического» образования, которое всегда направлялось на служение не закону, а партии и правительству. В этом отношении Собчак – действительно образец советского юриста, для которого целесообразность (как он ее понимает) неизмеримо выше законности. Подумаешь, какой-то, с его точки зрения, дурацкий закон мешает поступить «как надо»! Значит, надо обойти закон! Что Анатолий Собчак и делал неоднократно – особенно после того, как из главы представительной власти стал главой власти исполнительной. В один день с Борисом Ельциным, избранным российским президентом, и Гавриилом Поповым, избранным мэром Москвы, Собчак 12 июня 1991 года был избран мэром Ленинграда, которому еще три месяца оставалось сохранять прежнее имя (уже 7 сентября город стал Санкт-Петербургом)...

После того как Анатолий Александрович был избран мэром, противостояние с депутатами превратилось в «войну властей», точку в которой поставил подписанный в декабре 1993-го указ Ельцина № 2252 о роспуске петербургского городского Совета. Собчак одержал победу – впрочем, до поражения оставалось два с половиной года.

 

Противостояние

Тот факт, что противоборство Анатолия Собчака и «советских» депутатов не может быть сведено к перетягиванию полномочий между ветвями власти, поскольку началось оно до того, как власти были разделены, часто ускользает от внимания политологов. Между тем он имеет первостепенное значение и заставляет искать другие объяснения тому конфликту, который не один год держал в напряжении весь город. Можно, конечно, предположить, что в 1990 году избиратели «северной столицы» сгоряча выбрали четыреста идиотов, оказавшихся способными лишь на один умный поступок – избрание хорошего председателя. Но эта версия вряд ли выдерживает критику. Конечно, в Ленсовет были избраны самые разные люди, в том числе и откровенные бездельники, конечно, там хватало ненужных амбиций и неоправданных страстей, однако, значительная часть депутатов сумела в кратчайшие сроки разобраться в сложнейших вопросах, связанных с разработкой городского бюджета, распоряжением собственностью, жилищной политикой и многим, многим другим. Столь же несостоятельна версия о «консерватизме» и «прокоммунистической направленности» Совета – не случайно ее не решались использовать даже самые яростные его оппоненты. Значит, остается лишь одно объяснение, самое простое и самое неприятное для Анатолия Александровича: депутаты видели его не только на телеэкране и знали значительно лучше, нежели рядовые избиратели...

Избиратели не сомневались в демократизме Собчака – те, кто часто бывал в Мариинском дворце, хорошо знали о его нетерпимости к чужому мнению. Избиратели верили, что он юрист высочайшей квалификации, свято чтящий закон, – для тех, кто читал подписанные им документы, это было, мягко скажем, неочевидно. Как можно расценить, например, такую историю? В один прекрасный день руководитель государственной инспекции по охране памятников узнает, что... уже неделю как уволен. Распоряжение подписано председателем Ленсовета Анатолием Собчаком, однако, стоящая на нем дата неопровержимо свидетельствовала, что к этому моменту Анатолий Александрович уже был избран мэром и председательские полномочия с себя сложил. Скандал тогда удалось замять – впрочем, даже если бы дело дошло до суда, ничего бы не изменилось, просто в длинной цепочке изданных Собчаком распоряжений, которые суд признавал незаконными, добавилось бы еще одно звено. Подобные «несущественности» не могли сокрушить красивую легенду о Собчаке, а после августа 1991-го он и вовсе стал героем, заслонившим город от путчистов. О том, как оно было на самом деле, знали немногие. Телерепортеры засняли Собчака, приехавшего из Москвы на чрезвычайное заседание Совета, Собчака, дающего пресс-конференцию, Собчака, выступающего на митинге, но они не видели, как в ту сумасшедшую ночь, когда к зданию Верховного Совета России двинулись танки, он заперся в своем кабинете, отказавшись обсуждать дальнейшие действия, а затем легко дал себя убедить в том, что его долг – позаботиться о собственной безопасности. Вооруженные омоновцы вывели его через запасной ход к машине и увезли в бункер Кировского завода...

Сегодня можно по-разному оценивать августовский путч. Но тогда и депутаты, сутками не выходившие из Мариинского, и ленинградцы, собравшиеся на площади перед дворцом, были убеждены, что демократии грозит опасность, и были готовы встать на ее защиту. Двумя месяцами позже Анатолий Собчак «отблагодарит» их по всей форме, заявив на пресс-конференции, что город на самом деле спасали чиновники, а народные избранники трусливо прятались по углам. Вероятно, других, более спокойных «углов» они не нашли...

Впрочем, послеавгустовское обострение отношений между мэром и депутатами связано вовсе не с дележкой победы, а с отношением к КПСС. Легендарный антикоммунизм Анатолия Собчака на поверку тоже оказывается... достаточно легендарным. В 1990-м он был избран делегатом ХХVIII съезда КПСС. После того как демократическая платформа потерпела на этом съезде поражение, Собчак подал заявление о выходе из КПСС. Однако никакой конфронтационности этот шаг не нес: свое решение Анатолий Александрович мотивировал тем, что, став председателем коллегиального органа (речь идет о Ленсовете), он хочет избежать обвинений в предвзятости и поэтому не может оставаться членом какой-либо политической партии.

Сразу после поражения ГКЧП президиум Ленсовета поставил вопрос об опечатывании Смольного, где находился обком партии. Собчак решение президиума выполнять отказался – «взятие» Смольного, которое все-таки состоялось, было вполне стихийным. После этого «колыбель революции» взяли еще раз – на сей раз мэрия. Вместе с «колыбелью» взяли и бoльшую часть сотрудников обкома, разумеется, не в плен, а на работу. Депутаты попытались возражать – тогда и появилась версия об их трусости. А два года спустя бывший заместитель управляющего делами обкома КПСС, у которого в августе 1991-го изымали документы, получил возможность сквитаться с Советом – в 1993-м он, уже в ранге заместителя управляющего делами мэрии, опечатывал Мариинский дворец...

Отметим, что подавляющее большинство тех, кто когда-то поддерживал Анатолия Александровича, сегодня настроено по отношению к нему весьма критически. Бывший председатель Ленгорисполкома Александр Щелканов (вошедший в историю как первый и последний обладатель этой должности, ездивший на общественном транспорте) весьма язвителен: «Анализ заявок Анатолия Александровича и последующего состояния дел подтверждают его неспособность превращения заявлений через действия в результат. Это – Художник, непрерывно работающий над собственным портретом и постоянно видящий его в бесценной раме, которой является Петербург». Вячеслав Щербаков, в 1991-м избранный вице-мэром в «паре» с Собчаком, впоследствии им же и отстраненный от должности, выигравший суд, но так и не вернувшийся при Собчаке в мэрию, более лапидарен: «Самой своей большой ошибкой считаю то, что поверил этому человеку и его громким правильным словам». Наконец, его преемник на посту председателя городского Совета Александр Беляев иронически замечал: «Анатолий Александрович так мало занимался Ленсоветом, что те дела, которые я принял, в очень малой степени зависели от его деятельности. Могу только сказать, что Ленсовет активно не любил своего прежнего председателя...»

 

Вверх по лестнице, ведущей вниз

На первый взгляд, история взаимоотношений Анатолия Собчака с городскими депутатами не имеет ни малейшего касательства к его поражению на губернаторских выборах. Ленсовет действительно не оправдал – и не мог оправдать – связанных с ним надежд. С одной стороны, депутаты нередко тянули с решением важнейших вопросов и тратили время на бесплодные дискуссии, с другой стороны, их полномочия были не так уж и велики. Ну а избиратели, видящие, что их жизнь лучше не становится, вовсе не собирались вникать в организационные трудности и разбираться, какая власть за что отвечает. Ленсовет был ближе и сделать из него крайнего оказалось достаточно просто. Но в любом случае и затянувшееся противоборство, и победа мэра не могли не оказать влияния на последующие события. Газеты, которым в ту пору еще верили, освещали это противоборство достаточно подробно, причем далеко не всегда симпатии журналистов были на стороне Собчака – у части читателей неизбежно появлялись сомнения в его непогрешимости. Это, во-первых. Во-вторых, роспуск Ленсовета не поставил точку в карьере всех оппонентов Анатолия Александровича. Став лидерами политических партий, депутатами Государственной Думы или петербургского Законодательного Собрания, предпринимателями, журналистами, имиджмейкерами, они достаточно активно участвовали в предвыборной кампании 1996 года, как можно догадаться, не на стороне Собчака. Наконец, в-третьих, добившись упразднения Совета, мэр потерял последнего врага, на которого можно перекладывать ответственность за неудачи.

А жизнь шла вперед, разваливались оборонные предприятия, где Анатолию Собчаку рукоплескали в 1990-м, вузы жили на голодном пайке, активно поддержавшая перестройку научно-техническая интеллигенция чувствовала себя обманутой. Тех, чьи доходы не дотягивали до среднего уровня, начинали пугать заявления мэра о том, что Петербург должен стать городом богатых. Из уст в уста пересказывали советы, которые якобы давал просителям Собчак: не можете справиться с трудностями, продавайте свои квартиры и уезжайте в города попроще. При этом уважаемый советчик как-то забывал и о риске, связанном с продажей жилья, и о том, что для пенсионеров вынужденный переезд означает обрыв всех связей и одинокое умирание, а тем, кто помоложе, придется забыть и о своей специальности, и об образовании детей. Одни отказывались верить в то, что демократ Собчак может давать такие советы, другие начинали думать, что слухи о его демократизме сильно преувеличены.

Раздражение многих вызывали и бесчисленные зарубежные поездки мэра. Говорят, когда он пожелал встретиться с представителями одной из политических партий и его советники пояснили, что мол, завтра Собчак будет в городе, их переспросили: «Будет проездом куда?» Даже анекдот появился: «По сообщениям информационных агентств, вчера наш город с кратковременным рабочим визитом посетил мэр Санкт-Петербурга Анатолий Собчак». Сам Анатолий Александрович отстаивал свое право на зарубежные вояжи весьма ревностно, но искоренить обывательское представление о том, что глава исполнительной власти должен больше времени проводить в родном городе и более активно заниматься его проблемами, не сумел.

Стремление жены Собчака, Людмилы Нарусовой, стать самостоятельной политической фигурой также не добавило популярности мэру. Не способствовали ее росту и постоянная забота данной супружеской четы об улучшении своих жилищных условий.

Как известно, став председателем Ленсовета, Собчак переехал из «спального» района в престижный дом на Мойке – Горжилобмену его переезд стоил двух комнат из резервного фонда. Позднее более 100 квадратных метров на чердаке этого дома были отданы Людмиле Нарусовой под творческую мастерскую (!), затем начала расселяться соседняя квартира. Появилась информация о том, что старшая дочь мэра устроилась уборщицей в фирму «Ренессанс» и что в качестве платы за работу ей обещано элитное жилье, а также о дачах Собчака в курортном поселке Репино... Вместе с тем все это не мешало ему оставаться главным претендентом на пост губернатора Санкт-Петербурга. В его победе на выборах мало кто сомневался.

 

На пути к поражению

Выборная кампания началась для Анатолия Собчака крайне неудачно: человек, который намеревался возглавить его штаб – профессор университета, признанный специалист в области политической психологии и выборных технологий – стал жертвой дерзкого нападения, исполнителей и заказчиков которого найти не удалось. В результате выборной кампанией мэра занялись дилетанты... впрочем, какой-то особый профессионализм здесь и не требовался. По данным социологов, около трети петербургских избирателей намеревались проголосовать за Собчака, и еще треть готова была это сделать при определенных условиях.

Наиболее известным соперником Анатолия Александровича стал его бывший коллега по Съезду народных депутатов СССР Юрий Болдырев, чья некомпетентность в вопросах управления городским хозяйством была очевидна подавляющей части избирателей. В случае выхода Болдырева во второй тур (а это представлялось наиболее вероятным) не составляло бы труда объяснить петербуржцам, к каким последствиям может привести избрание честного, порядочного, но абсолютно не знающего городских реалий кандидата.

Шансы других соперников казались призрачными. За бывшего вице-мэра Вячеслава Щербакова демократический электорат голосовать бы не стал, бывшего председателя городского Совета Александра Беляева изрядно подзабыли, лидер местного «ЯБЛОКА» Игорь Артемьев был еще мало известен в городе, да и средств на ведение кампании у него явно не хватало. Имя первого заместителя мэра Владимира Яковлева также ничего не говорило большинству петербуржцев. С другой стороны, есть основания полагать, что именно к его выдвижению Собчак отнесся более чем серьезно. На протяжении всей кампании питерские газеты, получившие от мэрии солидные кредиты, и телевидение активно работали против Яковлева. Кроме того, Анатолий Собчак добился от Законодательного Собрания переноса даты выборов – первый тур состоялся не 16 июня, а 19 мая. Это решение очевидно ущемляло интересы тех кандидатов, которым требовалось время на «раскрутку». Однако принятые меры не дали желаемого результата. Накануне первого тура Артемьев и Щербаков сняли свои кандидатуры в пользу Яковлева (после второго тура о его поддержке заявили также Беляев и губернатор Ленинградской области Александр Беляков), что позволило Владимиру Анатольевичу выйти во второй тур – а затем победить. Очевидно, что Яковлеву «помогло» бездействие Юрия Болдырева, не сумевшего грамотно организовать свою кампанию. Но не менее очевидно, что основной вклад в его победу внес... Анатолий Собчак.

Казалось, что члены его штаба вполне уверились в неминуемой победе своего шефа и вместо того чтобы работать, демонстрировали будущему губернатору собственную преданность. Когда газеты публиковали по пять-шесть заметок о Собчаке в каждом номере, даже у самых тупоголовых читателей возникали сомнения в их объективности. Когда пассажиры переполненных автобусов на каждом фонарном столбе видели огромный портрет Анатолия Собчака с надписью: «Мэра в губернаторы!», это не вызывало ничего, кроме раздражения. (Впоследствии – через три года – Собчак заявит, что идея с этими портретами была провокацией его соперников, но подписывал-то плакаты в печать он сам...) Когда начали появляться бесчисленные статьи и телесюжеты, авторы которых доказывали, что Яковлев нечист на руку, что он развалил городское хозяйство и что его победа представляет угрозу для демократии, даже самые неискушенные в политике люди начинали подозревать, что авторы выполняют вполне конкретный заказ. Кроме того, обвинения неминуемо рикошетили в того же Собчака: если все, о чем пишут, правда, то почему хороший мэр так долго терпел такого плохого заместителя?

В общем, вся агитация была рассчитана не на колеблющихся, а на сторонников Анатолия Александровича, которых следовало не агитировать, а убедить прийти на выборы. В полной мере выполнить эту задачу штаб мэра также не смог. Во-первых, многие сочли, что четыре голосования (два тура губернаторских выборов и два президентских) за два месяца, да еще в то время, когда на даче дел невпроворот, это уже слишком. Во-вторых, результаты социологических опросов, регулярно публиковавшиеся в питерской прессе, свидетельствовали о том, что Анатолий Собчак побеждает с большим перевесом – прочитав об этом, часть тех, кто собирался за него голосовать, могла с легким сердцем отправиться за город, считая, что обойдется и без них. Напомним, что разрыв между Яковлевым и Собчаком составил лишь два процента.

Но, так или иначе – власть сменилась Анатолий Собчак оказался в оппозиции.

 

От оппозиции до эмиграции

Логично было бы предположить, что Собчак станет лидером новой коалиции – антияковлевской, однако этого не произошло – то ли сил для создания подобной коалиции на тот момент не было, то ли они предпочли объединяться где-то в другом месте. Разумеется, Собчак не упускал возможности покритиковать новое правительство города, но делал это весьма неуклюже. Он твердил о якобы «дилетантах», правящих после него городом и «нанесших ему огромный ущерб», о «беспомощности» новой администрации и ее «непрофессионализме» и радовал сограждан заявлениями типа «самой актуальной задачей является поставить городскую администрацию под жесткий контроль Законодательного Собрания, особенно в области распоряжения имуществом». Последнее вызвало у журналистов и политиков гомерический хохот: еще живы были те, кто помнит, как Анатолий Собчак, будучи мэром, с упорством раннего христианина противился любым попыткам представительной власти хоть как-то контролировать непрерывную раздачу «по своим» городской собственности, издав при этом около 200 распоряжений, отмененных горсудом как незаконные. Все-таки глубоко прав был Карл Маркс, говоря, что бытие определяет сознание.

Что же касается «профессионализма» команды экс-мэра, то, конечно, в администрации Собчака были набраны специалисты высочайшего класса. Так, аппаратом мэрии руководил бывший первый секретарь Смольнинского райкома КПСС, в свое время, будучи главой районной администрации, выделивший супруге мэра упомянутые выше квадратные метры под «творческую мастерскую», комитетом по внешним связям и одним из районов города руководили недавние кадровые сотрудники КГБ, еще одним районом (правда, недолго) – бывший бармен. Наконец, уполномоченным по правам человека был назначен человек, уволенный с должности именно за грубые нарушения прав граждан...

Шли месяцы – горожане постепенно теряли интерес к бывшему мэру. Вспомнить и заговорить о нем вновь заставили события, весьма далекие от большой политики.

З октября 1997-го следователи Генеральной прокуратуры предприняли попытку допросить Анатолия Собчака, проходящего свидетелем по делу о коррупции в органах власти Санкт-Петербурга. Как известно, Генеральная прокуратура проверяла законность получения квартир некоторыми высокопоставленными руководителями города и их близкими. Среди этих «некоторых» был и сам Собчак. Допрос, однако, не состоялся – бывший мэр был госпитализирован...

По утверждению следователей, экс-мэру было направлено более десятка повесток с предложением явиться на допрос – косвенно это подтвердила и Людмила Нарусова, заявившая, что ни за одну из них они не расписывались, но давать показания он явно не хотел. Третьего октября его все-таки доставили в прокуратуру, но одновременно с Собчаком туда приехала и Нарусова. По ее словам, Анатолий Александрович еще с утра жаловался на боли в сердце и нуждался в экстренной медицинской помощи. Нарусова настояла на вызове «скорой», которая по просьбе супругов отвезла Собчака в 122-ю медсанчасть, – уместно напомнить, что в бытность Анатолия Собчака мэром эта медсанчасть получила под поручительство города многомиллионный кредит, возвращать который, похоже, и не собиралась. Именно здесь знаменитому пациенту был поставлен диагноз «нестабильная стенокардия» – примерно неделю спустя главный кардиохирург Петербурга, начальник Военно-медицинской Академии Юрий Шевченко (впоследствии министр здравоохранения России) заявил, что это вовсе не стенокардия, а инфаркт, но при этом назначенное лечение признал совершенно правильным. Тяжелое состояние экс-мэра, естественно, не позволяло ему беседовать со следователями, но не препятствовало ни встречам с журналистами, ни работе над статьями для различных российских газет.

Третьего ноября госпожа Нарусова порадовала слушателей радиостанции «Эхо Москвы» сообщением о том, что состояние Анатолия Собчака стабилизировалось, и он благополучно перенес переезд в клинику сердечно-сосудистой хирургии Военно-медицинской академии. А уже 7 ноября экс-мэр доказал, что способен «благополучно перенести» куда более дальние путешествия... По словам Шевченко, 6-го вечером Собчак уведомил его, что намерен покинуть клинику и продолжить лечение в американском госпитале в Париже. Пациент был выписан под расписку жены. Утром 7-го Нарусова и Собчак вместе приехали аэропорт «Пулково-2» на арендованной санитарной машине. Анатолий Александрович таможню не проходил – «скорая» выехала прямо на взлетную полосу, где уже ждал прибывший спецрейсом из Хельсинки частный санитарный самолет. Перелет в Париж обошелся в 30 тысяч долларов.

Журналисты кинулись в американский госпиталь, но там заявили, что Анатолий Собчак к ним не обращался. Позднее это подтвердила и Нарусова, но сказать, где же все-таки лечат ее мужа, категорически отказалась. Уже 10 ноября она сообщила, что Собчаку сделана операция, «в которой он нуждался», что он почувствовал себя значительно лучше и даже стал задумываться о возвращении в большую политику.

К сожалению, Нарусовой никто не объяснил, что коронография, которую вроде бы сделали экс-мэру, – это не лечебная, а диагностическая операция, поэтому «значительно лучше» от нее стать не может. А в одной из газет промелькнуло сообщение о том, что пограничники в Пулково, ожидавшие, что из «скорой» Собчака вынесут на носилках, были приятно удивлены его бодрой походкой... Все это заставляет усомниться в правильности диагноза, поставленного специалистами ВМА, тем более, что Юрий Шевченко – не только главный кардиохирург, но и большой друг семьи экс-мэра. В 1995-м, во время выборов депутатов Госдумы, он снял свою кандидатуру из списка «Нашего дома», уступив мандат Людмиле Нарусовой. Кроме того, по мнению следователей, Шевченко сам замешан в «большом квартирном скандале»...

О том, что французские врачи подтвердили поставленный в Питере диагноз, известно только со слов Людмилы Борисовны, а дополнительная экспертиза состояния здоровья Собчака, назначения которой добивался экс-министр внутренних дел Анатолий Куликов, не состоялась в связи со спешным отъездом больного за пределы России...

 

Я, конечто, вернусь?

Следующие полтора года Собчак провел в Париже – читал лекции о России французским студентам, писал мемуары и иногда пересылал в редакции питерских газет свои заметки. Периодически возникали слухи о том, что он вот-вот вернется – то ли как только закончит очередной семестр, то ли как только сменится руководство Генпрокуратуры и расформируют следственную группу по его делу... В конце концов этим слухам практически перестали верить, но многие полагали, что ближе к осени 1999 года (то бишь, к выборам в Думу) Собчак действительно может вернуться. Это ощущение укрепилось, когда бывший подчиненный Собчака Владимир Путин в июле 1998 года стал директором ФСБ, а затем и секретарем Совета безопасности, и перешло почти в уверенность, когда хорошо знакомый с Собчаком и занимавший в его бытность мэром пост начальника питерской госбезопасности Сергей Степашин стал премьер-министром.

И Собчак действительно вернулся – 12 июля 1999 года состоялось его эффектное «второе пришествие» на берега Невы (первое случилось в 1955 году, когда родившийся в далекой Чите Анатолий Собчак поступил на юридический факультет Ленинградского университета). Поскольку возвращение Анатолия Александровича пришлось на время полного политического затишья, данное событие заняло первые полосы не только городских, но и некоторых российских газет.

Бывший мэр был осыпан цветами и улыбками, ослеплен вспышками фотокамер и окружен толпой заботливых поклонников, после чего процитировал Мандельштама, заявив, что «вернулся в свой город, знакомый до слез», а затем добавил: «Я приехал навсегда!». Дальше последовала череда пресс-конференций и политических заявлений. Начиная с утверждения о фальсификации губернаторских выборов-96 и удивления тем, что после 17 августа 1998 года не были арестованы те, кто виновен в дефолте, и заканчивая намерением баллотироваться в Думу от «Правого дела» и сравнением самого себя с академиком Сахаровым, который тоже был гоним властями за свои убеждения.

Видимо, жалея бывшего мэра, питерские и московские журналисты постарались уберечь его от неприятных вопросов, на которые Собчаку было бы ответить чрезвычайно трудно. Можно было бы спросить, помнит ли Анатолий Александрович, как для обеспечения его победы в городской прессе и на телевидении была установлена жесточайшая политическая цензура. Вряд ли Собчаку удалось бы ответить на вопрос о том, почему он, гневаясь на организаторов дефолта 17 августа, собирался баллотироваться в депутаты именно от того блока (впоследствии названного СПС), который они возглавляют. Что же касается сравнения с академиком Сахаровым, которого, в отличие от профессора Собчака, действительно преследовали за его политические убеждения, бывшему мэру вполне могли бы напомнить, что, узнав об окончании горьковской ссылки, Андрей Дмитриевич начал с просьбы к Михаилу Горбачеву об освобождении правозащитника Анатолия Марченко, а Анатолий Александрович, вернувшись на родную землю, начал с назойливой саморекламы...

Сегодня, впрочем, очевидно, что возвращение Собчака в большую политику не состоится уже никогда. Даже если бы он победил на декабрьских выборах в Государственную Думу. Дважды в одну и ту же реку войти нельзя – у нынешних парламентариев нет многомиллионной аудитории, и от них ждут не ярких выступлений, а вполне конкретных законов. В Думе Собчаку была бы уготована роль «заднескамеечника», которому лишь изредка (и то при большом везении) удается попасть в объективы телекамер... впрочем, ему не дали сыграть и ее. Выборы по одномандатному округу Анатолий Александрович проиграл – кстати, также, как и его коллеги по МДГ Юрий Болдырев, Аркадий Мурашев, Геннадий Бурбулис и Тельман Гдлян. Пришли иные времена, и эти времена требуют новых героев...

Говорят, история не знает сослагательного наклонения – бессмысленно рассуждать о том, что бы случилось, если бы в 1991-м мэром Ленинграда стал другой человек, потому что тот другой, которого мы могли бы тогда избрать, был бы очень похож на Анатолия Собчака. Политика была внове, и мы сотворили себе кумиров, ожидая, что они научат нас жить.

Что же, мы получили то, что хотели. В конце концов, демократия – это выбор не лучших, а себе подобных.

Послесловие автора – январь 2002 года

Эта статья была опубликована в «НГ» за десять дней до внезапной кончины первого и последнего петербургского мэра, случившейся 20 февраля 2000 года.

И чем дальше отодвигается в прошлое жизнь и судьба Анатолия Собчака – тем чаще звучат касающиеся его утверждения, не имеющие ничего общего с реальностью, но подаваемые в качестве непреложных истин.

Говорят, что Собчак вернул Ленинграду его историческое имя Санкт-Петербург.

Говорят, что Собчак сыграл решающую роль в сопротивлении путчу в августе 1991 года и не допустил в Петербурге осенью 1993 года повторения трагических московских событий.

Говорят, что Собчак всегда заботился о ветеранах и блокадниках и ввел в городе бесплатный проезд для пенсионеров на общественном транспорте.

Говорят, что Собчак был последовательным антикоммунистом и выступал за запрет для бывшей номенклатуры КПСС занимать ответственные должности в органах власти.

Говорят, наконец (эта версия после кончины Анатолия Александровича повторяется его сторонниками с навязчивым упорством), что его смерть стала результатом травли, которой он подвергался в последние годы.

Все это, однако, плохо согласуется с фактами.

Если говорить о переименовании Ленинграда в Петербург, то осенью 1990 года и весной 1991 года Анатолий Собчак неоднократно заявлял, что это – оскорбление памяти блокадников, и потому недопустимо. К тому же, говорил Собчак, это требует огромных расходов на изготовление новых вывесок, штампов, печатей, официальных бланков, справочников и т.д., и т.п.

Решение о проведении в Ленинграде 12 июня 1991 года опроса горожан – о возвращении городу его исторического имени – принимала в апреле 1991 года сессия Ленсовета. Проект решения внес вовсе не Собчак, а депутат Виталий Скойбеда (а еще раньше обсудить вопрос о переименовании требовала большая группа депутатов – Юрий Гладков, Виктор Смирнов, Алексей Ковалев, Сергей Егоров, Павел Цыпленков, Александр Шишлов, Михаил Амосов, Владимир Жаров и Михаил Бегак и многие другие). Анатолий Александрович в обсуждении практически никакого участия не принимал.

После того как во время опроса большинство его участников высказались «за» переименование, в сентябре 1991 года группа депутатов во главе с председателем Ленсовета Александром Беляевым отправилась в Москву на заседание Президиума Верховного Совета России, чтобы настоять на принятии решения о переименовании Ленинграда в Петербург. 6 сентября это решение было принято. Анатолий Собчак в этом никакого участия не принимал.

Если говорить о событиях августа 1991 года, то здесь все куда сложнее. Сотни тысяч людей видели на телеэкране, как Анатолий Собчак выступает по городскому телевидению с призывами к борьбе с ГКЧП, и видели (не только на телеэкране, но и воочию), как Собчак произносит пламенную речь на митинге 20 августа на Дворцовой площади. И искренне верили, что именно мэр спас город от путчистов.

Между тем 19 августа Собчак прилетел в город уже после начала чрезвычайной сессии Ленсовета. Еще утром собрался президиум Ленсовета, который постановил не признавать ГКЧП, созвать днем 19-го чрезвычайную сессию Ленсовета и создать штаб обороны, куда вошли Александр Щелканов, Александр Беляев, Александр Трубин, Марина Салье и другие депутаты, а также вице-мэр Вячеслав Щербаков.

Именно они, а также Сергей Егоров, Юрий Нестеров, Игорь Артемьев и другие, впоследствии оппозиционные к Собчаку политики, удержали генералов от ввода войск в город, организовали митинг на Дворцовой, пробились в телеэфир и призвали горожан на защиту Мариинского дворца, где находился Ленсовет.

Что касается Собчака, то в решающую ночь с 20 на 21 августа, когда все ждали штурма Мариинского дворца, вооруженные ОМОНовцы вывели его через задний ход и спешно вывезли в бункер Кировского завода. Вернулся мэр только утром, когда стало ясно, что путч провалился.

Если говорить о событиях осени 1993 года, то вплоть до «черных дней» 3–4 октября Собчак, как известно, выжидал, чем закончится противостояние в Москве, и вел себя крайне осторожно. Тем временем именно депутаты Ленсовета не дали спровоцировать себя на силовые столкновения и не допустили в Петербурге повторения трагических московских событий. А ключевую роль в этом сыграли Вячеслав Щербаков и начальник ГУВД генерал Аркадий Крамарев. Впоследствии оба они будут Собчаком уволены...

Если говорить о бесплатном проезде для пенсионеров на городском транспорте и заботе о ветеранах и блокадниках – заметим, что бесплатный проезд вводился решением сессии Ленсовета, а не распоряжением мэра. Что же касается заботы о ветеранах – как расценивать заявления Анатолия Собчака о том, что Петербург должен быть городом для богатых? Как быть с его призывами к сокращению перечня горожан, имеющих право на «льготные» лекарства и жалобами на то, что ветераны-де по бесплатным рецептам требуют в аптеках презервативы? Как быть с тем, что Собчак регулярно накладывал вето на законы, увеличивающие расходы на социальные программы и закупки лекарств?

Если говорить об «антикоммунизме» Собчака, то как быть с тем фактом, что в августе 1991 года Собчак выступил категорически против решения президиума горсовета об опечатывании Смольного и заявил, что выполнять его все равно не будет? Как быть с тем фактом, что на ключевых должностях в мэрии работали недавние функционеры КПСС и сотрудники КГБ, а идею запрета на профессии для бывшей партноменклатуры Собчак объявил «охотой на ведьм»? Как быть с тем фактом, что, когда летом 1990 года на сессию Ленсовета принесли нынешний российский флаг, Анатолий Александрович потребовал «убрать с балкона эту тряпку»?

И наконец, о «травле». Да, Анатолия Собчака многие (в том числе и автор статьи) жестко критиковали в прессе. Но это – удел любого политика, живущего, как говорят, «в стеклянном доме». И нельзя назвать иначе, как лицемерием, разговоры о «травле» Собчака, звучащие из уст таких политиков, как Анатолий Чубайс, которые почему-то не возмущаются куда более жесткой и куда менее аргументированной критикой, постоянно звучащей в адрес, скажем, Григория Явлинского или Геннадия Зюганова. К тому же, если проанализировать публикации, посвященные Собчаку даже после его отставки, – среди них куда больше благожелательных, чем критических. А пока Анатолий Александрович был мэром, освещение его деятельности в городских СМИ было весьма комплиментарным. К тому же не секрет, что сам Собчак, мягко говоря, не отличался терпимостью и великодушием, и никогда никого из оппонентов не щадил и не жалел для них острого (а порой – и оскорбительного) словца. Так надо ли удивляться, что, когда предоставлялась возможность, оппоненты отвечали Собчаку тем же?

Сегодня часто говорят, что все обвинения в адрес Собчака (которыми его преследовали) были надуманы и вообще явились следствием некоего «заказа». Но как быть с многочисленными и подтвержденными документами примерами того, что действия Собчака привели к значительным потерям для городского бюджета? Как быть с многочисленными фактами раздачи квартир «своим людям», выделения им бюджетных средств и недвижимости города? Как быть с тем фактом, что состояние городских финансов в конце правления Собчака специалисты квалифицируют не иначе, как предынфарктное, поскольку город был на грани банкротства?

Сегодня сторонники Собчака говорят, что серьезность сердечного заболевания Анатолия Александровича времен осени 1997 года трагически подтвердилась вопреки сомнениям скептиков, заявлявших тогда, что причины срочной эвакуации в Париж бывшего петербургского мэра носили не столько медицинский, сколько политический характер. Но все не так просто, как может показаться.

Да, возможно, состояние Собчака в октябре 1997 года было настолько серьезно, что (как заявил врач Н. Семиголовский, лечивший его тогда) какая-либо политическая деятельность Анатолию Александровичу была в дальнейшем категорически противопоказана, поскольку любое потрясение могло стать фатальным. Возможно, многие политики и журналисты (в том числе и автор), скептически относившиеся тогда к истории с госпитализацией экс-мэра, должны принести извинения за свой скепсис. Но если это так – не может не возникнуть естественный вопрос: как, зная об этом, Людмила Нарусова с ее заслуживающим уважения стремлением оградить мужа от любых неприятностей допустила, чтобы Собчак принял участие в выборах Думы осенью 1999 года? Могла ли она не понимать, что в адрес Собчака во время кампании будут раздаваться не только комплименты, но и весьма резкие выражения? Могло ли быть так, что от нее скрыли степень серьезности заболевания? И как относиться к словам самого Анатолия Александровича: «Курс лечения завершен полностью. За последние месяцы забыл, что такое сердце. Нахожусь в хорошей форме» (питерская газета «Смена», 13 июля 1999 года)?

Известно, что Анатолия Собчака всегда представляли как последовательного демократа и неукоснительного блюстителя Закона. Но как быть с тем фактом, что Собчак всегда выступал за авторитарную власть и «развязывание рук» исполнительной власти, а целесообразность считал куда важнее законности? Как быть с тем, что Собчак поддержал указ Ельцина о разгоне парламента? Как быть с тем, что Собчак стремился к установлению в городе системы своей единоличной и бесконтрольной власти? Как быть с тем, что Собчак называл депутатов «шушерой» и «вредителями»? Как быть с тем, что Собчак добился разгона городского Совета? Как быть с тем, что Собчак противодействовал восстановлению местного самоуправления в Петербурге? Как быть с тем, что Собчак создал систему, при которой основные городские СМИ находились под жестким контролем со стороны мэрии, и обнародовать критические по отношению к мэру материалы было почти невозможно? Как быть с тем фактом, что Собчак, которого принято было считать крупнейшим юристом и знатоком права, раз за разом издавал распоряжения, впоследствии отменявшиеся как незаконные, и проиграл все (!) судебные процессы, в которых пытался оспорить отмену своих решений? В том числе – процесс о незаконном отстранении вице-мэра Вячеслава Щербакова, избранного с ним в «связке» летом 1991 года?

...Каждый раз, когда из первого мэра Петербурга делают икону – взывая ли к его светлой памяти, объявляя ли себя его преданным учеником и последователем, прославляя ли всех, кто работал в его правительстве, клянясь ли в верности его делу, перечисляя ли его заслуги, открывая ли мемориальные доски – хочется спросить: вы преклоняетесь перед покойным Собчаком или перед живым Путиным?

И все же – отдадим должное Анатолию Собчаку, выдающемуся политику и талантливому человеку. В отличие от многих политиков, которые вскоре будут забыты, Собчак – останется. Но пусть он останется в нашей памяти таким, каким он был на самом деле – со всеми своими достоинствами и недостатками.