"Границы - это бритвенные лезвия, на которых зависают насущные вопросы
войны и мира, жизни и смерти целых народов,"- так говорил британский лорд
Керзон в начале нашего века. В конце его эта истина неуклонно размывается
мощными процессами глобализации, начиная от Интернета и кончая межконтинентальными
ракетами. И все же границы - если по ним есть разногласия - остаются самой
болезненной и щекотливой темой отношений между государствами. Ее можно
до времени откладывать, обходить, но пока она присутствует хотя бы на заднем
плане - отношения не могут нормально развиваться.
Московский саммит России и Японии 12-13 ноября с.г. в очередной раз
подтвердил это, оставив без решения многолетний спор двух держав о принадлежности
Южных Курил или "северных территорий", выражаясь на японский манер. История
вопроса неоднократно освещалась на страницах НГ. Суть его на настоящий
момент в том, что обязательство сторон решить вопрос к 2000 году, необдуманно
данное на предыдущей встрече в верхах в Каване, воспринимается японцами
однозначно как обещание Москвы вернуть оптом все острова (никакой другой
вариант им даже в голову не приходит). С этим, вроде бы, увязаны перспективы
оказания японской экономической помощи. А в России любая, даже "розничная"
территориальная уступка неприемлема для преобладающей части политических
кругов Москвы и Дальнего Востока. Но Россия весьма заинтересована в экономической
помощи Японии.
Сан-Францискский мирный договор 1951 г. зафиксировал отказ Токио
от Курильской гряды. Но по японской версии к ней не относятся "cеверные
территории", поскольку по Симодскому договору 1855 г. четыре южных острова
были закреплены за Японией. И, кроме того, руководствуясь сталинским маразмом,
СССР не присоединился тогда к этому договору в знак протеста против японо-американского
договора о взаимной безопасности.
Судя по всему, когда подписывался сан-францискский договор, никто не
разделял Курилы на южные и остальные, иначе по столь щекотливому вопросу
была бы сделана специальная оговорка. Но затем, по ходу холодной войны,
США и весь Запад (а позднее и КНР), естественно, приняли точку зрения главного
союзника на Дальнем Востоке - Японии, против основного противника в лице
СССР.
Историко-правовой диспут ведется двумя государствами много лет. Он показал,
что японская сторона не имеет безупречной системы юридического обоснования
своих прав на острова. Однако наивно было бы предполагать, что если бы
она была - это серьезно меняло бы дело. Главная сила российской позиции
состоит в том, что она де-факто владеет этими территориями, захватив их
в конце второй мировой войны. А основная слабость позиции японской стороны
в том, что она эту войну проиграла вместе с островами. Несомненно, что,
если бы по волшебству стороны поменялись местами, японцы и слышать бы об
этом вопросе не пожелали.
Как показывает обширный мировой опыт, территориальные разногласия не
решаются просто на основе юридических доказательств или общих принципов
"справедливости", да и сами эти доводы всегда неоднозначны. Если речь не
идет просто о капитуляции одной из держав, что обычно бывает после проигранной
войны (как случилось с Россией в 1905 г. и с Японией в 1945 г.), то согласие
достигается на основе компромисса, а не абстрактных принципов или доказательств,
предполагающих, что одна сторона права, а другая неправа. При этом нужны
серьезные стимулы экономического, политического или стратегического порядка,
чтобы руководители соответствующих государств пошли на взаимные уступки
и достигли компромисса, преодолев при этом жесткое сопротивление внутри
своих стран, которое всегда возникает по таким патриотически окрашенным
проблемам.
Характерный недавний пример - российско-китайские соглашения о демаркации
общей границы. Из-за нее, как все помнят, не только шли многолетние споры,
но в 1969 г. велись и реальные боевые действия с большим кровопролитием.
Напряженность в зоне границы повлекла развертывание там с двух сторон мощных
военных группировок, стоявших друг против друга на протяжении двух с лишним
десятилетий. По остроте и военным последствиям территориальный конфликт
СССР/России с Китаем намного превосходил спор с Японией. Тем не менее,
когда в 90-е годы возникли серьезные экономические и политические стимулы
к компромиссу, то он был довольно быстро найден.
Не секрет, что третьи стороны этому невольно тоже немало способcтвовали.
Отношения Китая и американо-японского союза стали более напряженными из-за
Тайваня, прав человека, китайских военных поставок другим странам и ряда
иных причин. А между Россией и Западом усилились трения вокруг расширения
НАТО на восток, по Балканскому кризису, российским поставкам технологий
двойного назначения Индии и Ирану. Соответственно, у России и Китая возник
сильнейший дополнительный стимул обезопасить свой "задний двор". Всю границу
по-деловому согласовали и заодно заключили договоренности о мерах доверия
в военной области и о взаимном сокращении вооружений и вооруженных сил
в приграничной зоне. Правда, приморский губернатор Наздратенко не признал
демаркацию, но Пекин и на это закрыл глаза, а реализацию решения по нескольким
островам (!) на Амуре просто отложили на будущее.
В отличие от этого, российско-японские отношения по территориальному
вопросу остаются в глухом тупике, несмотря на дипломатический "менуэт"
последних лет вокруг да около него. И объясняется это, конечно же, не историко-юридическими
расхождениями сторон. Истинная причина в том, что отсутствуют достаточно
веские движущие силы, которые толкали бы две державы навстречу друг другу
и заставили бы преодолеть широкое внутриполитическое сопротивление возможным
уступкам каждого правительства по этому болезненному вопросу.
Япония считает свои политические позиции слишком сильными, чтобы реально
искать дипломатический компромисс. Она имеет самую большую в мире экономическую
мощь после США и сохраняет защиту американского военного щита - хотя его
актуальность уже не очевидна после окончания холодной войны и резкого падения
военного потенциала бывшего противника. Россия же, наоборот, слишком слаба
в экономическом, военном и политическом отношениях, чтобы идти на существенные
уступки. Оптимальный для компромисса момент, видимо, был упущен в середине
50-х годов, когда Япония только вставала на ноги, а СССР набирал силу и
еще не поссорился с Китаем. Не случайно тогда почти удалось договориться,
подписав декларацию 1956 г. о передаче Японии двух малых островов, отложив
решение о двух больших на-потом. Но та договоренность не была проведена
в жизнь.
Возможно, лет 15-20 назад Токио могло бы смягчить свою позицию и вернуться
к частичному решению в обмен на меры по сокращению вооруженных сил и ограничению
военной деятельности на Дальнем Востоке. Советский Союз имел там устрашающую
для Японии (и Китая) военную мощь на суше, море и в воздухе, и там же была
развернута треть его стратегических ядерных сил. Но, исходя из стратегических
соображений, Москва не желала поступаться своим военным превосходством
и не признавала даже наличия "территориальной проблемы" с Японией. Сейчас,
из-за обвального сокращения оборонного бюджета российские силы на Дальнем
Востоке настолько быстро деградируют в количественном, и еще более в качественном
отношении, что соглашения по военной разрядке едва ли привлекут Японию.
Что касается роли третьих держав, то она тоже не способствует решению
вопроса. Конечно, и США и Китай на словах "за" и действительно не заинтересованы
в российско-японской напряженности. Но, в то же время, они никак не станут
реально помогать делу, поскольку сближение России и Японии сразу существенно
сузит свободу маневра и США, и Китая в отношениях с двумя другими державами.
Глубоко засевший в общественном сознании стереотип состоит в том, что
за острова Россия может получить большие кредиты и инвестиции от Японии
и исправить катастрофическое социально- экономическое положение на Дальнем
Востоке. Подобно диалогу героев Ильфа и Петрова спор идет по принципу "утром
деньги - вечером острова" или наоборот: "утром острова - вечером деньги".
Представляется однако, что на деле взаимозависимость этих двух моментов
имеет совершенно иной характер, и это обуславливает тупиковость концепции
"острова-деньги", не говоря даже о моральной стороне вопроса.
А именно, пока Россия сама не добьется минимальной стабилизации ситуации
в стране в целом, и на Дальнем Востоке в особенности, - не будет ни японских
инвестиций, ни компромисса по территориальному вопросу. Отдай сейчас хоть
все острова, капиталовложения не хлынут в страну широким потоком, как не
идут они из США, Китая, Южной Кореи, Тайваня и из других стран, с которыми
у России нет такого рода разногласий. Основополагающая причина состоит
во враждебном инвестиционном климате внутри России: феодализации региональных
властей, размытости правовых гарантий инвестиций, беспределе организованной
преступности и коррупции, бесславное первое место по которым держат как
раз дальневосточные регионы. Плюс - последствия краха августа 1998-го,
коллапс банковской системы, дефолт по внутренним и внешним долгам.
Японский бизнес имеет сейчас к России только теоретический интерес и
не оказывает никакого давления на политические круги и общественное мнение
в пользу снятия препон для экономического сотрудничества. Поэтому обе стороны
в последние годы заняты лишь поддержанием видимости "прогресса", высасывая
из пальца все новые инициативы и обязательства. Но эта симуляция имеет
и свою оборотную сторону: порождаются необоснованные ожидания в Японии
и навязчивые опасения в России, которые могут обострить настроения общественности
двух стран друг против друга.
Если же на российском Дальнем Востоке централизованным усилием федеральной
власти (и тех региональных лидеров, на которых еще можно положиться), в
инвестиционной среде был бы достигнут перелом к лучшему - то очень быстро
перестроилась бы система экономических и политических отношений в регионе.
Трудно представить себе, что японский бизнес из принципа долго отворачивался
бы от российского рынка, если бы туда устремились капиталы других стран
и стали приносить солидные дивиденды.
Вот тогда началось бы сильное давление изнутри на японское правительство
с целью разрешения территориальной проблемы, что предполагает искренний
поиск компромисса и проявление гибкости, а не повторение максималистской
позиции подобно заезженной пластинке. Нет сомнения, что многие кажущиеся
сейчас неразрешимыми противоречия и совершенно нестыкующиеся позиции вдруг
окажутся легко преодолимы. Ведь островов-то на самом деле много: два больших,
один маленький и еще группа совсем мелких, включая отдельно стоящие скалы.
Решаться их судьба и статус могут в разные сроки и сопровождаться разнообразными
режимами символики, хозяйственного использования и администрирования, соглашениями
о безопасности и военном сотрудничестве, о более широком экономическом
взаимодействии и т.д. Какой простор для дипломатического творчества!
Конечно, как говорится, Восток - дело тонкое, может там все, и правда,
решается медленно, завуалированно и не напрямую. Востоковедам видней и,
возможно, утонченная дискуссия вокруг островов, как церемониал японского
чаепития, будет продолжаться без конца. Но в то же время опыт показывает,
что когда надо - и на Востоке умеют решать дела вполне по-европейски: рационально,
быстро и в лоб. Весь вопрос в том, чтобы обеим сторонам стало очень надо.
|