Оригинал
статьи на сервере "Новой газеты"
Бывший начальник Управления по борьбе с оргпреступностью,
ныне председатель комитета безопасности Госдумы генерал Александр
Гуров, первым — 13 лет назад — назвавший мафию мафией, сейчас
говорит, что различные «солнцевские» и «подольские» ОПГ — дети
по сравнению с людьми из спецслужб и госчиновниками
В дождливый летний день в центре Москвы мы сидели в квартире у
Александра Гурова, подполковника милиции, работавшего тогда в
НИИ МВД СССР, и говорили о том, что же такое советская мафия.
Это были другое время и другая страна, которую сейчас не отыщешь
на географической карте.
Шел 1988 год.
Помню, потом, уже ночью, я долго думал, с чего бы начать этот
наш диалог, который позднее, после публикации в «Литгазете» (где
я тогда работал), произвел неожиданный для всех, включая нас с
Александром Ивановичем, эффект.
А начал я тогда так:
«Слово «мафия» уже до такой степени вошло в наш лексикон, что
скажи кому-нибудь, вздохнув: «Куда денешься — мафия...», тебя
не спросят: «Что, тревожно в Италии, да?»
Мы сжились с этим словом настолько, что к чему только и к кому
только его не приклеиваем. К магазинам, НИИ, баням, кафедрам,
творческим союзам, больницам, пивным палаткам, сантехникам, дипломатам,
проституткам, мясникам, шахматистам, билетным кассирам; к городам,
областям, республикам, к не заметным на карте поселкам и к столичным
центрам»...
Повторяю, шел 1988 год. Советский Союз исчезнет через три года.
Россию как новое государство на земном шаре никто не мог представить
даже в кошмарном сне.
Наш диалог «Лев прыгнул» был опубликован в «ЛГ» спустя неделю.
О собственных неприятностях, связанных с этой публикацией, я узнал
спустя лишь несколько дней, когда в газету (в ЦК КПСС, а оттуда
— в газету) начали поступать возмущенные письма от разных областных
начальников, чьи территории мы окрасили в мафиозный цвет.
Но у подполковника Александра Гурова они начались тут же, утром,
когда газета только-только вышла.
За ним приехали на черной министерской «Волге», чтобы торжественно
отвезти в МВД и там, на большом начальственном ковре, так же торжественно
снять погоны.
Но...
Дальше — как в красивой сказке.
Пока «Волга» везла Александра Гурова на заклание, главному редактору
«Литгазеты» А. Б. Чаковскому позвонил по «кремлевке» генеральный
секретарь ЦК КПСС М. Горбачев и сказал: «Наконец-то кто-то об
этом написал».
Это слово — «наконец-то» — тут же, естественно, оказалось в здании
МВД на Житной, и когда «Волга» довезла Александра Гурова до высокого
ковра, на котором с него должны были снимать погоны, оно уже ласково
вылетало из уст тогдашнего министра МВД.
«Правильно. Спасибо. Наконец-то».
А возмущенные секретари обкома партии еще писали «телеги» на меня
и Гурова, не подозревая, что незнание слова «наконец-то» их погубит.
Но по высшему указанию было создано Управление по организованной
преступности МВД СССР (по небрежности машинистки выпало слово
«борьба» в этом названии, то есть по борьбе с оргпреступностью.
И сейчас имя этого подразделения звучит несколько странно).
Спустя еще полгода Александр Гуров был назначен начальником этого
управления.
Потом оно стало Главным управлением МВД СССР. Таким образом была
создана система подавления преступности. Были разные изменения
в судьбе Гурова. Его то поднимали, то опускали. Менялись министры,
менялось время, да и название страны, как известно, тоже изменилось.
Он сам-то, правда, не изменился. Даже и живет все в той же скромной
подполковничьей квартире, в которой
13 лет назад (господи, уже 13!) говорили мы с ним о всепоглощающем
льве.
Да, был еще один эпизод этой истории, о котором мы, правда, узнали
спустя много лет.
Однажды, когда А. И. Гуров был уже вытолкнут из системы, к нему
пришел человек — близкий друг известного, потом убитого авторитета
Лени Завадского – и рассказал, что тут же после появления статьи
в городе Сочи собрался пионерский слет «воров в законе». Их почему-то
очень заинтересовал наш «Лев...». И почему-то они решили, что
с нами надо что-то сделать. Было голосование, по которому нам
хватило двух голосов «за» (воры не хотели ажиотажа), чтобы остаться
живыми. Но именно в это время Шеварднадзе совершил кавалерийский
налет на грузинских «воров в законе», и у многих из них оказалась
уважительная причина не попасть на сочинский «съезд».
Вот спасибо, Эдуард Амвросиевич!
Все-таки романтичное было время.
— Романтический у нас с тобой был первый лев, Александр Иванович
(для непосвященных читателей: этих львов у нас было штук пять).
Романтический, даже наивный, — говорю я Гурову неделю назад, когда
решили мы с ним выяснить, какого же цвета лев, перепрыгнувший
в XXI век.
Вот читаю я этот наш первый диалог:
«Я спрашиваю А. Гурова: есть ли отличия нашей, доморощенной мафии
от западной? Отвечает, что есть... Западную мафию отличают от
нашей транснациональные связи, а границы СССР, как известно, закрыты
накрепко не только для мафиози. И второе, главное отличие — тамошняя
мафия постоянно пытается легализовать свой капитал, порождая не
подпольных, как у нас, а вполне легальных миллионеров...»
Кто бы мог представить тогда, в 1988-м, как все повернется...
— Да нет, — возражает мне Гуров, — что же там романтического?
Многое-то мы тогда предсказали точно. Ведь так?
А может быть, и правда — так...
Беру наугад несколько цитат оттуда, из 88-го.
Основной признак мафии по Гурову-подполковнику: «Преступное сообщество
становится мафией лишь в условиях коррупции: оно должно быть связано
с представителями государственного аппарата, которые состоят на
службе у преступников. Если это прокурор, то он спасет от наказания,
если работник милиции, то передаст наисекретнейшую информацию,
если это ответственный работник, то вовремя сделает нужный звонок».
Ну чем отличается 88-й от 2001-го?
Или еще.
Тогда мы говорили о том, что организованная преступность родилась
в середине 70-х годов: все больше и больше денег начало перекачиваться
из госбюджета в частные руки через подпольные цеха и фабрики.
Появились и «цеховики» — преступники в белых воротничках. И как
реакция на появление теневой экономики — резкая активизация профессионального
преступного мира. «Даже (цитирую Гурова. — Ю. Щ.) концепции работы
с новым контингентом были разработаны при помощи одного из идеологов
преступного мира старой формации — «вора в законе» Черкасова.
— Что это за концепция?
— Первая: бери у того, у кого есть что брать; вторая: бери не
все, ибо терпению человека приходит конец; третья: бери на каждое
дело работника правоохранительных органов, ибо «мусор из избы
не вынесет» (цитирую дословно. — Ю. Щ.). Руководствуясь этими
концепциями, и начала свою деятельность преступная организация
Монгола».
Ну как в воду тогда глядел Александр Гуров. Только, правда, мы
не могли представить, что же еще сможем увидеть в конце ХХ — начале
XXI века.
Наконец, еще одна цитата. Это уже из нашего материала мая 90-го
года, то есть два года спустя. Статья «Охота на льва». Александр
Гуров уже начальник управления, генерал и депутат Верховного Совета
РСФСР:
«Идет дальнейшая консолидация преступных группировок: мелкие группы
на основе договоров образуют более крупные. Идет захват территорий,
и в связи с этим обостряется борьба за сферы влияния (рэкет выступает
в качестве катализатора). Это первый вывод А. И. Гурова. Второе:
объединение экономической преступности и общеуголовной. Третье:
внедрение мафии в государственную экономику, в систему распределения
(целые поезда за взятки поворачивают в другую сторону). Четвертое:
вторжение организованной преступности в политику с помощью коррумпированных
ответственных работников (по мнению А. И. Гурова, уже были попытки
протащить в Советы настоящих рецидивистов). Пятое: в отличие от
Запада отечественная мафия активно использует в своих целях подростков.
И, наконец, шестое: выход нашей мафии на международную арену».
Да, еще вспоминаю, как спросил Александра Ивановича: о чем сейчас
ОНИ думают, когда мы говорим о НИХ?
— О новой стратегии. Как отмыть деньги, как за рубежом их в банк
поместить, какие изгнать группировки из одного аэропорта и самим
заселиться, как выкупить своего, попавшего в беду, с кем из чиновников
установить связи. Пока еще есть с кем устанавливать...
Что это за фраза такая тогда проскочила — «пока еще есть с кем
устанавливать»? Вера во что-то, надежда на кого-то, наивные мечты
детства взрослых мужчин.
Спустя десять лет, то есть неделю назад, в январе 2001 года, А.
И. Гуров говорит:
— 70% госслужащих коррумпированны. Хотя, может, даже больше.
Тогда, в первом «Льве», в 88-м, мы сконструировали некий трехэтажный
мафиозный «дом», в середине которого — деятели теневой экономики,
с первого «этажа» их доят гангстеры и рэкетиры, а сверху, с третьего,
выкачивают деньги чиновники-взяточники.
Сегодня «дом» перестроился.
Сегодня все эти разномастные «солнцевские», «подольские», «ореховские»,
«измайловские» выглядят гайдаровскими тимуровцами, которых вытеснили
на детскую площадку.
Тогда, в 90-м, у нас был вот такой диалог с А. И. Гуровым:
«— Организованная преступность резко поднимется. Нам придется
пережить шок. Мафия какое-то время будет свирепствовать.
— Какое-то время? А потом?
— Часть уйдет в легальный бизнес, отмыв деньги, как это было,
допустим, в США. Сегодня американцев не волнует «коза ностра»,
а итальянцев — «каморра». («Мы ее контролируем», — сказали они
мне.) Запад волнует лишь новая волна наркобизнеса.
— То есть у мафии на Западе есть свое место?
— Вот именно. И свое место, и свои виды бизнеса. Полиция их контролирует.
У нас же сегодня нет «места» мафии в обществе. Она везде. И потому,
когда начнется переход к рынку, мафии придется искать свое место...»
Так мы думали тогда, в 90-м...
Сегодня я лично убежден: и место, которое, как мы думали тогда,
придется искать мафии, уже занято.
Спрашиваю у А. И. Гурова: почему же в середине 90-х, особенно
между 93-м и 95-м, начался отстрел главарей да и просто солдат
преступных группировок (только «воров в законе» в этот период
было убито больше двадцати — огромный процент из общего поголовья)?
— Они стали жертвами борьбы за госсобственность, которую именно
тогда сдавали за бесценок налево и направо, — считает Александр
Гуров. — Хотели успеть — и не успели.
— Но вот пример колоритной фигуры — Анатолий Быков. Он как бы
и там, и здесь? Он-то успел, у него получилось?
— Ну и кто сейчас контролирует красноярский алюминий?..
Тогда, в 90-м, мы говорили вот еще о чем:
«Спрашиваю: а не готовится ли и преступный мир к переходу на новую
экономику? Не начал ли осваивать новые ремесла, бизнес западной
мафии: наркотики, игорные дома и т. д.?
А. И. Гуров считает, что ускорения процесса пока нет. По его мнению,
в стране нет и наркомафии.
— Но почему?
— Зачем же рисковать, когда есть масса способов обогатиться более
легкими приемами: и рэкет, и контроль над проститутками, и хищения,
и спекуляция? Ведь известны 200 способов хищения госимущества
с использованием только должностного положения. Ну в какой стране
ты еще это увидишь? Вот когда мы перекроем эти каналы, тогда у
нас усилится наркобизнес...»
Было сказано тогда, в 90-м...
Сейчас такое уже и не скажешь.
Наркобизнес и наркомафия — наша горькая реальность, но не уверен,
что в этой реальности бандитам достался самый лакомый кусок.
Года полтора назад мне пришлось заниматься жуткой ситуацией, сложившейся
в Ямбурге, городке газовиков: школьники были поголовно охвачены
наркотиками, и прикрывали наркоторговцев люди в милицейских мундирах.
Открыто, не боясь и не стесняясь...
Только бригада из главка по оргпреступности, которая по нашей
просьбе вылетела туда, хоть как-то поправила ситуацию. Хотя как
поправишь уже изувеченных наркотиками детей?
Повторяю: всех этих «солнцевских-подольских» оттеснили на детские
площадки. Взрослые — другие. А те, если и львы, то уж слишком
облезлые.
И дело не только в том, что оставшиеся в живых лидеры или те,
кого официально называли лидерами, повзрослели, остепенились,
заимели детей и имущество, которое уже сами готовы защищать от
разных «отморозков». Государственная машина оказалась сильнее,
но вовсе не такой, как когда-то давно виделась нам в туманном
и завораживающем будущем.
Читаю иногда наивные заметки о существовании якобы специальных
бригад из МВД или ФСБ, которые уничтожали и уничтожают преступные
группы, — такие, видите ли, чистильщики. Даже название, помню,
им придумали: «Белая стрела» или что-то в этом роде. Большей чуши
не придумаешь!
— Конечно, чушь, — соглашается Александр Гуров. — Нет такого,
не было и быть не может. Но... Есть киллеры — высокие профессионалы,
которые в свое время работали в МВД, различных спецслужбах, спецназах,
или бывшие спортсмены-стрелки. Я не исключаю, что именно их, то
есть бывших, могли нанять бандиты для своих кровавых разборок.
— Или — настоящие? Те, которые в свободное от службы время находят
именно такой вид заработка? Как, допустим, сержанты, которые подрабатывают,
охраняя киоски или какие-нибудь офисы?
— И такого я тоже не исключаю. Но повторяю: для киллера сделать
свое дело — это не просто прийти, увидеть и застрелить или взорвать.
Конечно, есть сотни «одноразовых» исполнителей, которых, как правило,
тут же ликвидируют, но есть настоящие профессионалы (их весьма
немного — человек 20—30), имена которых мало кто знает, но те,
кто их знает, берегут их как зеницу ока. Один такой профессионал
неожиданно пришел в ГУОП. Ребята оттуда рассказали мне: он пришел
сдаваться из-за того, что за ним по пятам уже шла ФСБ и у него
украли или забрали паспорт. И тогда он им сказал: «Вы не думайте,
что это легкая работа».
Стоп, стоп... Да не мой ли это киллер?
И история с ФСБ, и с паспортом, и с этой фразой... Очень, очень
похоже. Только там было еще романтичнее.
Несколько лет назад мне позвонила Маша Слоним, тогдашний корреспондент
Би-би-си, и сказала, что меня разыскивает один киллер. «В каком
смысле?» — естественно, удивился я.
Оказалось, все проще. Какой-то парень, сказавший Маше, что он
киллер, на самом деле пытается встретиться со мной: у него какие-то
неприятности.
Потом он мне позвонил, и мы назначили встречу в редакции.
Они пришли вдвоем. Сам он меня поразил тем, что оказался совсем
не атлетического сложения и даже в очках. «Вы тоже киллер?» —
спросил я второго. «Нет, я водитель Олега».
Этот киллер оказался бывшим офицером спецназа. Его пригласили
в Москву на выполнение задания. Но оказалось, что люди, которые
его наняли, — бывшие или настоящие сотрудники ФСБ. У него отобрали
паспорт. И его, как он сказал, начал искать другой киллер. Он
себя почувствовал загнанным в угол.
— А я потратил на объект целый месяц. Они же все время меняют
квартиры, дачи... — и потом добавил: — Юрий, вы не думайте, что
это очень легкая профессия.
Та самая фраза...
По его просьбе я связался с ГУОПом. Минут через 15 оттуда приехал
человек. Что стало дальше с этим парнем — я, честно, не знаю.
Тогда мне было сказано, что его спрячут и попытаются разобраться,
что да как.
Разобрались ли — тоже не знаю.
Я вдруг вспомнил эту историю по одной причине: в тех первых «Львах»
киллеры не могли быть предметом нашего разговора, хотя прошло
всего лишь 10—15 лет.
Тогда мы не могли представить себе, о какой «крыше» нам придется
говорить сегодня.
Да, тимуровцами выглядят сейчас бывшие грозные рэкетиры из «подольских»
или «солнцевских», которые «крышевали» все: от киосков и магазинов
до рынков и банков. Но это вовсе не потому, что прокуратура, ФСБ,
милиция или налоговики победили преступные группировки.
— Сейчас на разборках уже и бандитов-то не увидишь: с одной стороны
— полковник из ФСБ, с другой — майор из милиции... Кто сильнее?
Даже на большой международной конференции по борьбе с коррупцией
мне не раз говорили об изменении российского криминального мира,
— говорит Александр Гуров.
Да не только сейчас, во время нашей беседы. Уже год, пока мы с
Александром Ивановичем работаем в одном думском комитете, говорим
мы об этом. С ним и многими другими нашими коллегами.
Как же так произошло? Кто виноват в этом? Что можно сделать? Кто
может что-то сделать? Новые законы? Или новые люди, которые должны
сегодня возглавить все наши так называемые правоохранительные
органы?
В любом киоске можно найти служебный журнал, в котором буквой
«М» отмечены милицейские сборы. Это сержантское поле, мелочовка.
На любом рынке знают, кто из милиции — местной, районной, городской
— собирает дань. (Да сами посмотрите, какие машины стоят у отделений
милиции, примыкающих к рынкам. Кажется, это не захудалая ментовка,
а офис «Мерседеса» или «БМВ».) Президент огромной строительной
фирмы на вопрос, не наезжают ли на него бандиты, откровенно ответил:
«Да у меня руоповская крыша». И добавил: «Правда, деньги туда
плачу такие же». А сколько получают офицеры действующего резерва
ФСБ, занявшие начальственные кресла в крупных банках и фирмах?
(Уж об этом «Новая газета» писала не один раз.)
А вот уже совсем анекдотический случай. Члены одной преступной
группировки пришли за помощью к адвокату. Они решили жить по-новому
и построили бензозаправку на МКАД. Спустя несколько дней к ним
пришли ребята из какого-то РУОПа и сказали: «Двадцать тысяч долларов
— и не будет проблем». Они, естественно, дали. Но через день к
ним заявились ребята из ОБЭПа (экономическая полиция) и потребовали
15 000 долларов за «крышу». Еще через несколько дней пришел милицейский
капитан, сообщил, что он курирует бензозаправки, и сказал, что
5000 долларов в месяц его вполне устроят. Но когда спустя еще
день пришел другой капитан и, объяснив, что тот, первый капитан,
курирует не бензозаправки, а рынки, а 5000 долларов надо платить
именно ему, второму капитану, — представители ОПГ (не путать с
ОВД, МВД, ГИБДД и т. д.) не выдержали и пошли к адвокату: «Мы
понимаем, что надо платить, но, может, все-таки кому-нибудь одному?»
Я верю в эту историю.
И все больше и больше понимаю, что за лев устраивает свои цирковые
номера на глазах у всех — от президента до человека в автомобиле,
которому не надо объяснять, в какой фонд собирает деньги лейтенант
ГИБДД.
Да, кстати, о фондах. Есть фонды, которые подкармливают всех:
от Генпрокуратуры до налоговой полиции. Об одном из таких фондов
— Фонде поддержки налоговой полиции — я писал в статье «Новые
солнцевские»: руководящий состав налоговой полиции Москвы открыто
вымогал с небольшого банка 300 тысяч долларов. Уголовное дело
было возбуждено спустя год, и чем оно закончится, могу представить...
— Фонды поддержки правоохранительных органов, которых сейчас развелось
множество? Да это просто недостойное явление, тем более что тем,
кто на самом деле борется с преступниками, достаются лишь крохи
с барских столов. Если и достаются, — считает Александр Гуров.
Но фондовые деньги — хоть чем-то прикрытая форма взяток. А есть
еще не прикрытая, хотя бы даже «липовыми» бумагами. А есть совсем
откровенная.
— Помню, когда еще занимался Узбекистаном, узнал, что кресло замначальника
УВД стоит 50 тысяч рублей, а кресло начальника УВД — 70 тысяч.
Я искренне удивился: откуда у людей по тем временам такие деньги
и зачем они покупают эти места? Потом мне объяснили. Все средства
элементарно собираются взятками. И так же элементарно потом возместятся
куда большими суммами. Это было тогда. Давно. В Узбекистане, —
говорит Александр Гуров.
— Александр Иванович, ты бы знал, какие суммы сегодня платятся
за назначение начальников УВД, начальников горотделов и районных
начальников. Что в милиции, что в налоговой полиции, что в прокуратуре...
Об этом мне рассказывали очень многие мои бывшие коллеги. Когда
я говорю об этом дальше, выше, меня непременно спрашивают: «А
как ты это докажешь? Где документы, где свидетели, где показания
потерпевших?» И даже: «И где, наконец, свидетельства тех, кто
взял эти деньги?»
— Вот видишь, течет река. Она течет. Ведь не надо никаких документов
или подтверждений, что это река, что она течет, куда она течет
и т. д. С коррупцией то же самое. По данным наших исследований,
еще раз повторяю, 70 процентов чиновников берут взятки. Но, скорее
всего, больше, — считает Гуров.
Стоп, стоп... Только не говорите нам, что крайние сегодня — люди
из милиции, ФСБ, прокуратуры. Не напоминайте фамилии высокопоставленных
чиновников — фамилии, которые у всех на слуху. Не говорите об
олигархах, которых и олигархами сделали те же самые высокие кремлевские
чины.
Сегодня — о другом. Почему мы не можем выбраться из этой атмосферы?
Мы что, рыбки в аквариуме?
Речь о тех, кто обязан что-то сделать, а ничего не делает.
— Александр Иванович, но у нас же в России всё сажают и сажают.
Даже после амнистии в лагерях, тюрьмах и следственных изоляторах
находятся более миллиона наших соотечественников.
— Я думаю об этом все время. В мире сегодня 7 миллионов человек
находятся в камерах. Каждый седьмой — наш. Что это? Наши — самые
преступные? Скажу больше. За последние сорок лет в нашей стране
43 миллиона человек прошли через лагеря и тюрьмы, а 76 миллионов
так или иначе столкнулись с тюремно-полицейской системой. Ужасающая
цифра.
— Да, только в прошлом году, в 2000-м, через следственные изоляторы
прошли более двух миллионов наших сограждан. Многих потом освободили
Но и сутки в камере, в нашей российской камере, — тоже большой
испытательный срок для нормального человека.
Когда бываю в зонах, слышу от начальников: «Опять посадили за
украденный ящик водки или украденное ведро краски». Кого задерживает
милиция? Против кого возбуждает уголовные дела прокурор? Кого
осуждает суд? Самых слабых и беззащитных, без высоких связей и
денег? Скажи мне, почему так происходит?
— Мы уже говорим с тобой целый год об идиотской системе отчетности,
сохранившейся в правоохранительной системе. Об этой системе «палок»
(этот термин знают все милиционеры).
— Саша, у меня такое ощущение, что из-за этой отчетности и возбуждают
дела, и скрывают преступления.
— Начальник УВД Западного округа Москвы довел до абсолютного маразма
эту систему. Высчитывали на калькуляторах , но и 70 — 80% раскрываемости
— это тоже вранье. И это тоже вранье. Легче сделать статистику
на слабых и беззащитных, чем на сильных и богатых. Если не раскрыто
одно убийство, что портит статистику, то начальник посылает участковых
и оперов срочно проводить контрольные закупки по близлежащим торговым
точкам. И тогда на одно нераскрытое убийство приходится девять
раскрытых мошенничеств. Общая раскрываемость преступлений, таким
образом, составляет 90 процентов. Вот и вся нехитрая «химия».
— Из-за подобной идиотской отчетности происходят многие наши беды.
Откуда же она взялась и что же с ней делать?
— Дело в том, что всегда мы жили по плану, по пятилеткам. Всюду
сплошные цифры, сплошная отчетность. Особенно это чувствуется
в милиции. Погоны накладывают отпечаток на человека. Сегодня даже
я, уже генерал-лейтенант, председатель комитета по безопасности
Госдумы, когда вижу старшего по званию — в общем-то хорошего человека
министра обороны Игоря Сергеева — по врожденной привычке лейтенанта
милиции пытаюсь вытянуться по швам и сказать ему как начальнику
что-нибудь хорошее. Я понимаю психологию всех, от лейтенанта до
министра, испытывающих желание сказать вышестоящему начальнику
что-нибудь хорошее. А что хорошее для начальника? Цифры! Мы столько-то
раскрыли, стольких-то арестовали. И я понимаю, что это неправда,
и слушающий меня начальник понимает, что это неправда. Но и мне
легче говорить так, и ему легче слушать такое.
— То есть дело не в приказах, а в психологии человека в погонах?
— И себя уже переделать нельзя. В нас это вдалбливали на протяжении
десятков лет. Что с этим сделать? Думается, что мы подойдем и
тому, что во главе силовых ведомств будут стоять политики. Так
делается во всех цивилизованных странах Запада: министр-политик
приходит и уходит, а его заместители-профессионалы остаются. Правда,
для этого требуется наличие цивилизованного общества в государстве,
которое у нас в стране пока не наблюдается.
Думаю, что Александр Иванович Гуров, председатель комитета по
безопасности Государственной Думы, знает, о чем говорит.
Но...
Воспитать цивилизованное общество...
Хотя нуждается ли наше российское общество в воспитании? Может
быть, их, воспитанных, «заметут» невоспитанные?
Однажды для цивилизованного воспитания в камере на Петровке, 38
оказался Роман Абрамович: бывший прокурор Москвы Геннадий Пономарев
посадил его — то есть сделал первые правовые действия — на трое
суток за хищение эшелона с мазутом. Абрамович, как я знаю, даже
успел дать первые показания. Потом по чьему-то начальственному
звонку дело было передано в Республику Коми (откуда и исчез мазут)
и там испарилось в местных нефтяных скважинах.
Где сейчас Геннадий Пономарев?
А где находится Роман Абрамович, мы все знаем.
И еще одно. А сами-то бандиты? Они что, сейчас — самые бедные?
У них тоже все в порядке.
Увидел на улицах в Екатеринбурге растяжки, пропагандирующие партию
под названием «ОПС«Уралмаш». (Объясняю для непосвященных: объединенная
преступная группа — ОПГ. ОПС — то же самое: «Г» — группа. «С»
— сообщество.)
В Екатеринбурге об этом знает каждый.
Недалеко от госпиталя, где один великий доктор пытается спасти
всех ветеранов — от Великой Отечественной до невеликих афганской
и чеченских, — кладбище. Центральная аллея — в памятниках немалым
жертвам этих войн, нет — жертвам крупных разборок между уралмашевскими.
Классными памятниками открывается кладбище: у одного погибшего
братка птица вылетает из клетки, у другого — руль от «Мерседеса»
в руках... И — охрана. Чтобы не осквернили могилы. А рядом, в
пятистах метрах, в ветеранском госпитале пацаны из Чечни лежат
в коридорах, и денег нет на новый корпус: матери погибших солдат
проводят марафоны, чтобы кто-то подарил госпиталю картошку, капусту
да телевизор в палату.
Правда, их спасает великий нейрохирург. (Не называю имени: его
и так знают не только в городе, но и во всей России. Стыдно что-то
стало: рядом с братками?..)
Но Россель, поддерживающий партию «ОПС«Уралмаш», отстает от Москвы.
Ладно.
Но я думаю о других: о тех молодых операх и следователях, которые
пришли в милицию, прокуратуру, ФСБ, налоговую полицию с надеждой
что-либо изменить. Многие из них — мои товарищи. Они скрипя зубами
рассказывают, как их пытаются сломать не бандиты, а собственные
начальники. Думаю о тех высоких профессионалах с известными на
всю Россию именами, которых вытолкнула Система только за то, что
они не хотят жить по новым правилам львиных игр.
Мы думаем, что они когда-нибудь вернутся. Мы надеемся, что те,
кто пришел, не будут продаваться.
Иначе во что превратится наша страна?
P.S.
С 1991 по 1998 год из системы МВД ушли 1 600 000 (один миллион
шестьсот тысяч) сотрудников.
За прошлый год из московской милиции уволились 9 000 сотрудников.
То же происходит и в других правоохранительных органах. Не говорю,
что ушли только хорошие, а пришли только плохие. Новых-то знаю.
Сама цифра меня поразила: сколько сегодня за решеткой? Сколько
— перед ней?
Больше ничего не могу добавить. (Это я уже один, без своего товарища
и собеседника. — Ю. Щ.)
Лев все еще прыгает. Волосатый лев затаился. А в погонах — прыгнул.
Оригинал
статьи на сервере "Новой газеты"
|