Основное различие между ними заключается в том, что консерватизм требует соответствия политического порядка традиционным ценностям, а либерализм – ценностям свободы и ответственности личности.
За последние 20 лет позиции этих идеологий в России претерпели полную инверсию. Либерализм из господствующего течения в начале 90-х превратился в оппозиционное, а консерватизм - из маргинального течения чуть ли не в официальную идеологию.
В своем выступлении я попытаюсь объяснить, почему это произошло и какие выводы должны из этого сделать российские либералы. Но сначала еще два замечания о природе этих мировоззрений.
1. Отношение к традиции
Первое. Либеральная идеология отличается более универсальным содержанием, поскольку ценности свободы имеют общезначимый характер в разных странах. Консервативная идеология, напротив, сильно варьируется, поскольку в каждой стране ориентирована на ее национальную традицию, а эти традиции очень разные. Российский консерватизм очень сильно отличается от консерватизма европейских стран.
Для некоторых стран, например, Англии и США, ценность свободы относится к базовым, поэтому она поддерживается идеологией консерватизма. Там уместно словосочетание «либеральный консерватизм». С точки зрения российской традиции это словосочетание – оксюморон.
В российской традиции вплоть до конца ХХ века ценность свободы не укоренена как базовая, в отличие от ценностей этатизма, т. е. «державности».
Российский политик, претендующий на нишу чего-то вроде либерального консерватизма, рискует впасть в эклектику. Я даже могу назвать имя одного такого политика. Это – В. В. Путин образца 1999 года.
В своей программной речи «Россия на рубеже тысячелетия» накануне миллениума с одной стороны он апеллировал к «наднациональным, общечеловеческим ценностям», таким как «свобода слова, выезда за границу, другие основные политические права и свободы личности».
Но в то же время он говорит о «другой опорной точке консолидации российского общества – которую можно назвать исконными, традиционными ценностями россиян». Это:
1) «патриотизм, связанная с ним национальная гордость и достоинство»,
2) «державность или державная мощь»,
3) «государственничество. Крепкое государство как источник и гарант порядка, инициатор и главная движущая сила любых перемен»
Совершенно ясно, что реализация этих традиционных ценностей на практике оставит от «общечеловеческих» ценностей рожки да ножки. Что в результате и произошло.
В стране, не имеющей глубоких либеральных традиций курс на эффективную модернизацию возможен только при отказе от достаточно большого набора традиционных ценностей. Если этого не сделать, то никакого либерального консерватизма в результате не получится, потому что консервативное в этой эклектике быстро проглотит все либеральное.
В этом контексте уместно вспомнить опыт модернизации некоторых азиатских стран, у которых традиционная культура также имела мало общего с либеральными ценностями. Успешные реформы в этих странах были обусловлены в результате не просто отказа от ряда традиций, а резкого разрыва и даже борьбы с ними. Наиболее яркий пример – реформы Ататюрка в Турции.
2. Отношение к модернизации
В странах догоняющего развития, к которым относится Россия, роль либерализма и консерватизма в политике определятся их отношением к проблеме модернизации. Во главу угла выдвигается вопрос – вы за изменения в соответствии с моделью развития успешных стран мира – или вы против этих изменений? Положительный ответ – в принципе либерален, а отрицательный по сути консервативен. Ответ на этот вопрос, хотят они этого или нет, вынуждены давать и левые и правые. Российская КПРФ, например, сегодня дает резко консервативный ответ, на фоне которого ее «левизна» и «коммунизм» отодвигается на 2-й план.
Более или менее успешная модернизация порождает в обществе достаточно широкую и устойчивую поддержку либеральным ценностям, движениям и партиям. Чем более успешны результаты модернизации, тем сильнее в обществе запрос на ее продолжение и отклик на пропаганду либеральных ценностей.
Об этом свидетельствует собственно российский опыт позитивных, но незавершенных реформ Александра II, породившей либеральное по своему основному умонастроению земское движение, которое в 70-е годы 19 века начало формулировать политические требования, включая принятие Конституции и созыв Учредительного собрания.
Тот же самый эффект порождали диктаторы, проводившие успешные реформы, например, в Испании под конец правления Франко, на Тайване и в Южной Корее. В их планы никакая либеральная демократия не входила, но они поневоле становились ее «отцами».
Успешная модернизация – это свежий ветер в паруса либерализма, но и других кораблей тоже. Он подпускает свежие дуновения свободы и в консерватизм, делая его либеральным, и в социализм, направляя его в русло социал-демократии.
Неудачная модернизация порождает совсем другие последствия.
В этом случае консервативная реакция настолько сильна, что возникает феномен «реакционного» консерватизма, который отбрасывает любые ценности, противоречащие его пониманию традиции. Никаких уступок модернизации и либеральным ценностям в нем в этом случае не остается.
В этом, по-видимому, причина успеха победы религиозного фундаментализма, например, в том же Иране.
В России начала 21 века произошло нечто подобное. Может быть, еще более трагичное. Реформы Реза-шаха были может быть по сути и правильными, но слишком радикальными. Реформы 90-х в России были одновременно радикальными и неправильными, деструктивными для экономики и общества.
Российское общество отторгло эти реформы с такой силой, что за 20 лет произошел крутой разворот в его ценностных ориентациях. Ценности либерализма и демократии подверглись глубокой дискредитации.
Другим результатом реформ стало создание олигархической экономики, на базе которой начала формироваться авторитарная система власти.
3. Государство-рантье
Объективная потребность в политическом курсе модернизации существовала хотя бы в связи с тем, что в 90-е годы произошла глубокая деиндустриализация страны, которая по уровню своего промышленного развития была фактически отброшена на 100 лет назад.
Однако очень скоро эта потребность сильно притупилась и сошла на нет. Это произошло под влиянием такого мощного фактора как резкий рост цен на нефть.
В распоряжении государства оказались огромные сырьевые ресурсы. Это обстоятельство предопределило судьбу модернизации. Она просто-напросто закончилась.
С ростом нефтяных цен задача восстановления экономики отпала сама собой. Просто оказалось, что результаты индустриального развития можно купить у других стран за счет доходов от продажи нефти и газа.
Вместо продолжения модернизации фактически был взят курс на создание государства-рантье.
Для населения России рост нефтяных цен отозвался ростом доходов и улучшением уровня жизни. Таким образом, создавалось ощущение, что именно отказ от каких-либо реформ вообще является главной причиной благоприятных изменений.
Наличие сырьевых ресурсов создает соблазн, который трудно преодолеть. Вместо реформаторских усилий, направленных на развитие экономики, но чреватых большими рисками для самих реформаторов, можно сразу покупать результаты развития у других стран. Это то же самое, что приобретать здоровье не благодаря длительным занятиям в спортзале, а путем покупки лекарств в аптеке.
Феномен государства-рантье был хорошо изучен задолго до 2000 года – в основном на примере нефтяных арабских стран, при изучении которого и возник сам термин «страна-рантье». Он говорит о крайне отрицательной роли изобилия сырьевых ресурсов для развития демократии.
С одной стороны, элита государства-рантье не нуждается в изменении существующих институтов. С другой стороны, модернизация по западному образцу требует реформ, ограничивающих власть в объеме и времени. А власть так желанна в условиях, когда распоряжается столь большим объемом ресурсов. Возникает желание стать центром мира, проводить Олимпиады и чемпионаты, перекраивать географическую карту…
Доступность огромного ресурса порождает соблазн удерживать его так долго, насколько это возможно.
Эта задача государствах-рантье облегчается тем, что общество пребывает в расслабленном состоянии. Снижение экономической активности ведет к ослаблению связанных с ней гражданских процессов. В связи с монополизацией основных источников доходов сокращается количество самостоятельных экономических субъектов, огромная часть населения попадает в материальную зависимость от государства.
Но все же всегда остается угроза со стороны меньшинства, живущего в крупных городах, образованного и молодого, которое недовольно своим положением в государстве-рантье, имеет жизненные стандарты, ориентированные на развитие. В основном это часть населения, чья экономическая деятельность связана с обслуживанием технологий, продукции и услуг, импортируемой из развитых стран.
Это и есть «креативный класс», который является сегментом среднего класса, но выделяется из него более высокими стандартами качества жизни и, следовательно, запросом на перемены.
Совершенно естественно, что элита государства-рантье видит в этом классе угрозу своему господствующему положению, обеспечивающему преимущества в присвоении ренты.
Поэтому во избежание социальных потрясений достижения часть этой ренты должна вкладываться в подавления любой неподконтрольной общественной активности, оппозиции и инициативы.
Цели сохранения неограниченной власти и связанных с ней ресурсов резко повышают ее запрос на консервативные ценности и идеологии, главным содержанием которых становится сопротивление модернизации путем противопоставления ей традиционных ценностей и институтов. Ведь, как известно, консерватизм очень эффективен в качестве охранительной идеологии, защищающий существующие порядки.
Здесь тоже напрашивается аналогия с нефтяными арабскими странами, в которых вызовам модернизации противопоставляется ислам в его в наиболее консервативном варианте.
Особую ценность для правящей элиты консерватизм имеет еще по той причине, что может отвлечь внимание общества от ее преступлений. Здесь уместно вспомнить известное выражение «патриотизм – последнее прибежище негодяя».
Речь в этом афоризме идет не о естественном чувстве любви к Родине, а о политической ценности, вокруг которой возбуждаются сильные эмоции. Если вы коррупционер, например, то вам легче всего отвлечь внимание аудитории от этого неприятного обстоятельства, переключив ее внимание на темы, вызывающие такие эмоции. Поэтому вам выгодно разогреть свой патриотизм до накала ксенофобии и шовинизма.
4. Импульс «оранжевых революций»
Дополнительным импульсом, ускорившим окончательный разрыв путинского режима с курсом на модернизацию, послужили «оранжевые революции» в разных странах, но в первую очередь – на Украине в 2004 году, а митинги 2011-2012 годов в Москве показали, что в России такие сценарии тоже реальны.
С целью их предупреждения власть усилила репрессий против оппозиции и развернула наступление на гражданские права и свободы. Началась открытая пропаганда против либеральных ценностей и был взят курс на открытую конфронтацию с Западом.
Все эти тенденции были слегка заторможены в период президентства Медведева, а после возвращения Путина в президентское кресло возобновились с новой силой.
5. Консервативная атака на общество
Правящая элита не просто приняла реакционный консерватизм на вооружение как идеологию, она активно внедряет его в общественное сознание. Одновременно решается задача отвлечь внимание общества от наиболее острых проблем – коррупции, резкого социального расслоения, низкого качества государственных институтов и т. д.
Тут нет попытки выстроить какую-то логически связную систему. Из исторической традиции берется все, что способно разогревать антизападную ксенофобию и шовинизм.
Поддержка высокого градуса шовинистической истерии, несомненно, является одной из целей внешней политики. Весь 2014 год прошел под знаком консолидации российского государства и общества на борьбу с очередным Майданом на Украине.
Все это приводит к существенной трансформации массовых настроений и ценностных и установок.
Для того чтобы получить о ней представление, я предлагаю использовать известную методологию Инглхарта, Вельцеля и др., выработанную в ходе реализации в течение 20 лет масштабного проекта Всемирного обзора ценностей, позволяющего сравнивать базовые ценностные установки жителей большинства стран мира.
Согласно их теории, в ходе индустриализации происходит переход от традиционной системы ценностей к более рациональной и менее связанной с религией (секуляризованной). При переходе же от индустриальной эпохи к постиндустриальной, основанной на экономике знаний, осуществляется отказ от т. н. ценностей выживания в пользу ценностей самовыражения, среди которых основополагающей является свобода выбора, автономия личности и ее ответственность не только за себя и ближайшее окружение, но также за социум и государство .
Несколько обобщая, можно утверждать, что ценности традиции и выживания, как правило, являются опорой консерватизма, а ценности рациональности и самовыражения создают основу либерального мировоззрения в широком смысле этого слова.
В свете этой теории структура ценностей российского общества претерпела следующие метаморфозы.
К началу 90-х это было сознание индустриального общества с рациональными и сильно выраженными секулярными установками и мощным запросом на следующую стадию модернизации. Но сперва по этим запросам нанесли удар провальные реформы, которые также дали толчок резкой деиндустриализации. После этого правительство-рантье заморозило планы дальнейшей модернизации.
В этой ситуации оказался подорванным не только вектор перехода к ценностям самовыражения, но и имеет место движение вспять от рационально-секулярного комплекса, приобретенного в связи с индустриализацией 20 века.
Как видим по этому рисунку, РФ не просто отстает от общего и в целом либерального тренда мирового социокультурного развития, а движется вспять от него.
Особенность этого ценностного регресса в том, что он протекает при активной поддержке государства. Власть страны-рантье пытается приспособить структуры массового сознания к своим базовым потребностям, реанимируя в нем архаические комплексы, сформировавшиеся на предшествующих стадиях развития.
На основе этих комплексов активизируются такие крайне выгодные для власти настроения как "обостренное чувство национальной гордости" и "большее уважение к авторитету властей". В связи с этим традиционный комплекс включает механизм делегирования ответственности в пользу высшей инстанции, роль которой может играть Бог или авторитарный лидер .
Реставрация традиционной религии после многих десятилетий атеистической пропаганды достаточно проблематична. Поэтому она производится при неприкрытой поддержке государства весьма агрессивно клерикализма в образовании, публичном пространстве, через государственные СМИ и т. д. Такая клерикальная пропаганда ведет не к возрождению искренней религиозной веры, а к насаждению ее суррогата, в котором упор делается на внешнюю обрядность. При этом возникает феномен религиозности, не связанной с моралью.
Для традиционного комплекса характерны еще аполитичность, приоритет семьи перед более широкими "кругами доверия", что затрудняет создание структур ГО.
Для комплекса "ценностей выживания" характерны ксенофобии и гомофобия, сексизм в отношении роли женщины в обществе, предпочтение государственной собственности перед частной и т.п. Нет безусловного приоритета ценностей демократии, а, напротив, есть склонность к поддержке сильного лидера с неограниченной властью. Респондентов этого типа менее склонен к общественной активности, не любит подписывать петиции.
Этот беглый и выборочный перечень дает представление о том что представляют собой ценности современного российского консерватизма.
С целью дискредитации либеральных ценностей используются компоненты архаических комплексов, вызывающие наиболее сильные массовые эмоции. В этом смысл гомофобской кампании в связи с принятием закона о запрете пропаганды гомосексуализма.
Такую "консервативную" политику можно сравнить с попыткой родителей вернуть взрослеющего ребенка в психологическое состояние подростка, для того чтобы удерживать его в повиновении, управляя известными и привычными им подростковыми комплексами. Но в процессе воспитания воспитателям самим приходится поневоле перестраивать свою психику на подростковый лад.
6. Последствия консервативного разворота
Последствия консервативного поворота для России весьма печальны. Не все из них сейчас очевидны. Но один из них уже налицо. Я имею в виду территориальную экспансию - аннексию Крыма и нынешние авантюры Кремля на востоке Украины.
Агрессивная пропаганда консервативных ценностей не может ограничиваться одними словами. Она должна подкрепляться какими-то делами. Для своего утверждения ценности нуждаются в активностях.
Поэтому у каждого идеологического проекта помимо ценностной составляющей должна быть какая-то одобряемая обществом практическая цель. У либерального проекта она в том, чтобы модернизировать страну, делая ее процветающей. У консервативного – цель в том, чтобы расширять страну территориально.
В дополнение к этому надо сказать и о таком результате консервативной мобилизации как рост национализма, который является естественным следствием шовинистической ксенофобии. При этом национализм может принимать этническую форму, что взрывоопасно в такой многонациональной стране как РФ.
Не менее, чем перспектива нестабильности мрачен и прогноз об усилении радикально националистических направлений в российской политике. Власть, которая сегодня рассчитывает решать свои текущие проблемы за счет пробуждения темных инстинктов толпы, рискует завтра сама стать жертвой этих же инстинктов, когда они выйдут из-под ее контроля и перейдут под контроль гораздо более жесткой силы.
Если этих угроз и удастся избежать, то этого нельзя сказать о последствиях реакционного консерватизма для развития страны.
Сравнительное изучение взаимосвязи национальных культурных традиций с темпами экономического развития многих ученых привело к схожим выводам о том, что в этих традициях есть элементы, содействующие развитию и блокирующие его.
Успешная модернизация как правило связана не только с удачной экономической политикой, но и с преодолением блокирующих элементов традиции, среди которых особенно вредны нормы и установки, требующие подчинения авторитетам, подавляющие личную автономию и закрепощающие индивидуальную инициативу.
В российской традиции таких блокирующих элементов немало и они препятствуют высвобождению совсем других потенций «русской души», которые как раз могли бы стать двигателем национального развития.
На эти потенции обращали внимание не только русские писатели (например, Лесков в рассказе «Левша»), но и зарубежные ученые.
Американский специалист по истории технологий Лорен Грэхэм посвятил целую книгу одному уникальному парадоксу российской культуры. Он отмечает, что наш народ исключительно богат на таланты, причем не только художественные, но и научные и изобретательские. Но это изобилие талантов резко контрастирует с хронической отсталостью в развитии технологий. Талантов очень много, но еще больше барьеров на пути их развития и реализации, которые расставляет не только государство с его подозрительностью к правам и свободам, но и общество, обремененное культурными традициями предубеждения к частной инициативе, предпринимательству и т.п.
Поэтому лампочка накаливания Яблочкова впервые осветила улицы не Москвы и СПб, а Парижа и Лондона, - и Грэхем приводит массу примеров подобного рода.
Получается так: в российской традиции есть особенности, позволяющие совершить прорыв в современную экономику знаний и основанное на ней постиндустриальное общество, но есть и прямо реакционные составляющие, которые наглухо блокируют эту возможность, и в 21 веке продолжают выталкивать «мозги» в другие страны в гораздо больших масштабах, чем они это делали в 19-м!
В результате для более развитых стран мы являемся безвозмездными донорами того самого «серого вещества», которое должно помочь нам самим догнать эти страны.
Я считаю, что главное преступление реакционного консерватизма перед будущими поколениями россиян заключается именно в том, что он подавляет в нашем народе уникальные потенции развития, позволяющие России выдерживать конкуренцию с самыми передовыми странами современного и будущего мира.
Экономика знаний 21 века не терпит рабства и жесткой регламентации, подчинения давлению и принуждению, которые были в принципе совместимы со стратегиями индустриализации века 20-го. Постиндустриальное развитие требует индивидуализации труда работника, роста его самостоятельности, уровня автономии в принятии решений. Все это необходимо для усиления креативности его работы, без которой в экономике знаний невозможно повышение производительности труда и конкурентоспособности.
Консервативный проект препятствует такому развитию, а либеральный проект его требует и поддерживает.
Либерализм – это ключ к развитию России, а реакционный консерватизм – замок на ее модернизации.
7. Миссия либерализма
Историческая миссия либерализма заключается в том, чтобы послужить раскрепощению творческого потенциала российской нации, направить ее на созидательный путь развития, приносящий успех и процветание через возможности, открывающиеся благодаря гарантиям свободы и поддержке частной инициативы. Именно по этому прорывному пути были направлены великие реформы Александра II, к сожалению не завершенные. И в этом смысле у российского либерализма есть своя историческая традиция, о которой нужно помнить.
Для того, чтобы выполнить эту прорывную миссию, российским либералам предстоит сделать очень многое. Я обозначу только некоторые крупные задачи, так как надо завершать выступление.
Надо продолжать и усиливать работу по реабилитации либеральных и демократических ценностей после дискредитации, которой они подверглись после реформ 90-х, когда эти ценности послужили прикрытием для разворовывания национальных богатств.
С этой же целью реабилитации надо разъяснять обществу, что олигархическая система, возникшая в результате неудачных реформ и процветающая в настоящее время, не имеет ничего общего с либерализмом, так как исключает либеральный принцип равенства возможностей. Эту несовместимость, кстати, олигархия «блестяще» доказала, когда в ходе своей трансформации полностью отбросила любые намеки на либеральные предпочтения и ударилась в реакционный консерватизм.
Еще одна важная задача заключается в том, чтобы активно работать с «креативным классом», у которого есть естественная склонность к стихийному либерализму, но в тоже время не выстроена система более или менее четких ориентиров. В результате отдельные представители этого класса и его социальные группы легко становятся жертвами дезориентирующих влияний.
У многих из них нет иммунитета к ксенофобии и национализму, а также ряду других направлений консервативной пропаганды. В тоже время в этой среде часто возникают соблазны решать политические проблемы через дестабилизацию государства, т. е. путем различных «революционных» сценариев.
Этим соблазнам либералы должны противопоставлять строго правовой и конституционный подход, демонстрируя тем самым абсолютную совместимость ценностей свободы и порядка, если последний основан на законе. С другой стороны, учитывая историю России, исключительно важно подчеркивать, что путем революции в нашей стране очень сложно прийти к свободному обществу, а гораздо легче – через хаос к новой диктатуре. Но еще легче революционными методами спровоцировать власть на очередное «завинчивание гаек».
Политическая и экономическая система, сформированная в современной России не может сохраниться на долгое время. Ее исторический крах неизбежен. Для того чтобы вместе с ней не рухнула наша страна, необходимо уже сейчас активно предлагать российскому народу альтернативу этой системе. Такая альтернатива может быть связана только с либеральными ценностями, лежащими в основе европейского вектора развития. Либо на следующем историческом этапе Россия станет европейской, либо не станет ее самой.
